На родной земле

Богдан тут же выскочил откуда-то. Чернявый, невысокий, худой — никогда не бывать такому богатырем — зато смышленый и быстрый на ноги отрок завсегда прислуживал боярину скорее других. Оттого и не отпускал его Всеволод — разве худо такому в хоромах? А в общей избе, глядишь, прибьет кто из старших гридей ненароком. Не со зла, а по глупости — так все одно выйдет…

— Звал, боярин? — снова заговорил Богдан. — Принести чего надо? Или коня подать?..

— Да куда мне на коня-то?.. — Всеволод с кряхтением выбрался из-под тяжелой медвежьей шкуры. — Все кости болят… Вот чего, Богдан! Возьми-ка лучину — да посвети в дальний угол…

Отрок удивленно захлопал глазами, но не сказал и слова. Выхватил из дровницы лучину, запалил от печи — и через мгновение веселое пламя уже плясало в темном углу, разгоняя тени. Пусто — видно только старый сундук, паутину, да сор. Вымести бы…

— Потерял чего, боярин? — поинтересовался отрок. — Так ты скажи — я враз сыщу.

— Да лучше б потерял…

Всеволод закашлялся и умолк. Надо ли говорить такое? Скажешь — за юродивого посчитают. А нет — так и вовсе подумают, что из ума выжил, старый, невесть чего по углам ищет.

— Сон мне привиделся, Богдан, — проговорил Всеволод. — Да чудной, я скажу, сон. Будто лежу я вот прямо здесь, на кровати, и слышу — будто шепчет кто-то из угла. Глядь туда — а там Ратша покойный стоит!

— Чур меня! — Отрок отпрянул обратно к печи, едва не выронив лучину. — Сам Ратша, князь наш, каменецкий?

— Лица-то я не заприметил… — признался Всеволод. — Токмо бороду седую видел. И статью гость ночной — как есть старый Ратша! Да кто ж то еще мог быть? Стоял вот как раз в углу, да кулаком грозил и шептал что-то… Гневался! Так ведь есть… есть, за что серчать покойному.

— За что, боярин?

— Что Саврону ныне кланяемся, что Ратшу сгубил, — вздохнул Всеволод, — да под свеями погаными ходим. Убоялись, значится… и спрос за то немалый на том свете выйдет.

— Как бы не на этом. — Богдан поежился и огляделся по сторонам. — Слыхал, боярин, что в Каменце творится?

— Да как не слыхать? — буркнул Всеволод. — Селивера, воеводу княжьего, к стене детинца прибили… пятеро гридей свейских как в воду канули — даже следов не сыскали…

— Песиглавец… — напомнил Богдан.

— Болтают девки всякое! — Всеволод покачал головой. — Совсем ума нету… да только ведь видели кого, поди, дыма без огня не бывает! Может, и не Песиглавец то, а сам Перун Трисветлый в Каменец пожаловал правду защитить… Да только накажет что свея, а что скловена — без разбору. Перед ним все равно виноваты.

— Может, и так. — Богдан заговорил еще тише. — Сегодня поутру юродивый в высоком конце объявился. На весь Каменец вещал — дескать, конец городу придет, ежели князя поганого не выгоним. Лютой смертью Саврону да всем свеям пришлым грозил.

— И верно — юродивый! — Всеволод хлопнул себя по коленям. — Совсем страху не ведает… Саврон, поди, с него шкуру снять велел?

— Небось, велел. Да ты ведь люд каменецкий знаешь, боярин, — отозвался Богдан. — Юродивого обидеть — последнее дело. Не тронули. Гриди свейские набежали смутьяна ловить — а его и след простыл! Нигде не сыскали. Будто сквозь землю провалился!

— Чур меня… — Всеволод с кряхтением поднялся и потянулся за рубахой. — Чует мое сердце — не к добру это все, ой, не к добру…

— Боярин! — раздался крик из-за дверей. — Боярин, не вели…

— Подь сюда! — громыхнул Всеволод.

На все хоромы боярские громыхнул — и тут же снова закашлял. Да что ж за напасть-то?..

За дверью затопали, и ввалился один из молодых гридей. На пару годков всего старше Богдана — но уже вышедший из отроков. Непростое видать, дело, раз так поспешает…

— Человек к тебе пришел, боярин. — Гридень поклонился едва ли не в пол. — Говорить с тобой желает. От князя Мстислава…

— Тихо ты! — Всеволод замахал руками. — Не ровен час — услышит кто… Говоришь — от Мстислава Радимича? Князя вышеградского?

— От него самого… — Гридешь растерянно заозирался. — Так что же, боярин?.. Гнать прикажешь?..

— Сюда зови, — буркнул Всеволод. — Да только потише… И двери все затвори! Скажи — я никого пускать не велел, хоть и сам Саврон пожалует!

Человек от князя Мстислава! И чего бы тому не Саврону гонца отправить, а ему, Всеволоду Карачуну?.. Может, и первый он среди бояр каменецких, а все одно — не князь. Неужто…

— Здрав будь, Всеволод Никитич.

Гонец от князя Мстислава появился неслышно и почти незаметно, хоть и роста был немалого. Разве что чуть пониже Саврона и его свеев, а вот из дружины самого Всеволода такой стати гридей бы сыскалось, пожалуй, что и немного. Первым делом боярин заприметил нехитрый наряд гостя — то ли рясу, то ли длинную рубаху с плащом поверх. Все пыльное да грязное, будто издалека шел. Бедняцкий наряд… уж не холопа ли князь отправил?

Нет, не может такого быть. Всеволод не зря почитался первым из каменецких бояр, хоть в его бороде седина еще только начала появляться. В людях он разбирался, как положено — и сразу смекнул: ни холопом, ни служивым человеком из вольных княжий гонец уж точно не был.