На родной земле

Глава 37

Четверть версты мы пролетели в мгновение ока — и незамеченными. Почти вся орда булгар уже стянулась к мосту и за реку, и на этой стороне остались едва ли две сотни разрозненных всадников. Потеряв из виду застрявшего на полыхающем мосту Есугея, они перестали представлять из себя серьезную силу и просто бестолково метались по полю. А те, кто попался нам на пути, умирали быстрее, чем успевали понять, что же случилось, и откуда вдруг появились закованные в латы дружинники на могучих боевых конях.

Я чуть вырвался вперед и едва не снес вдруг вынырнувшего из дымовой пелены булгарина — совсем молодого парня с настолько перепуганным и растерянным выражением лица, что я ослабил пальцы, позволяя сабле чуть провернуться в моей руке. Тяжелый клинок обрушился на меховой шлем — а скорее просто шапку с нашитыми кожаными полосками — плашмя. Всадник выпустил лук и без звука свалился под копыта собственного коня. Сражаться ему сегодня уж точно не светит — может, и уцелеет, если не затопчут и если на то будет воля Великого Неба.

Почти три сотни конных дружинников мчались практически беззвучно — без криков, и выдать нас мог разве что грохот копыт. Который наверняка терялся за воплями на мосту и у стен. Судя по звукам, Рагнар с Всеволодом еще держались — и как держались! Лишь немногие булгары умирали от копий и мечей — остальные или горели заживо, или тонули в реке, или испускали дух с вывернутыми животами, развесив собственные кишки на кольях. Но все равно упрямо лезли вперед, протискивались, заставляя звенеть привязанные к веревкам металлические ложки и колокольчики — и наши лучники били вслепую, на звук. Булгарские стрелы летели мимо или вонзались в укрытия, а склафские — хоть их и было вдесятеро меньше — находили свою цель даже в дыму. Есугей попался в ловушку, и теперь оставалось только ее захлопнуть. Я переключился с «Истинного зрения» обратно на обычное и снова пришпорил коня.

Кешиктены носили шлема с забралами в форме уродливых железных личин, чтобы наводить ужас на врагов — но на этот раз испугались сами. Не могли не испугаться. Мы без единого лишнего звука возникали из пламени и серого дыма, как какие-нибудь духи смерти, и только когда булгары начали один за одним оборачиваться — перестали таиться. Скрываться больше не было нужды, и триста глоток громыхнули одновременно лишь за мгновение до того, как на самое сердце армии Есугея обрушился страшный удар.

— Вперед! — заорал я, поднимая саблю. — За Вышеград!

Внимание! На вас действует «Зов ярла». Продолжительность — 45 сек.

Сила +4

Очки выносливости +35 единиц

Снижение входящего урона -25 %

Скорость перемещения +25 %

Нас все еще было куда меньше — но конные лучники больше не прикрывали кешиктенов, и мы атаковали оставшийся без защиты тыл, вложив в смертельный натиск всю силу. Всю злобу и жажду мести за разоренные города — и с особенной яростью бились дружинники из Есеника и Круглицы. Топтыга каким-то чудом смог обогнать меня и один устремился навстречу закованным в латы всадникам. Его меч поднимался и опускался, круша шлемы и панцири, и, казалось, во всем свете не сыскалось бы силы, способной остановить обезумевшего молодого гридня. Он не прекратил сражаться, даже когда короткое булгарское копье вышло у него из спины, пробив насквозь. Уже мертвый Топтыга выпустил меч, сгреб противника медвежьей хваткой, выбрасывая из седла на землю, сомкнул на шее могучие ручищи — и только потом затих. Как и предрекал перед боем — но успел прихватить с собой и врага. Я промчался дальше, а булгарин и склаф остались лежать, навсегда застыв в смертельных объятиях, словно еще пытались одолеть друг друга. Но их души уже рука об руку спешили туда, где им будет нечего делить.

Сабля Дува-Сохора пела в руке, и с каждым ее ударом падал один враг. Даже она не всякий раз могла пробить крепкую броню кешиктенов, но там, где не хватало сил небесного железа, помогали мои собственные. Тех, кого не получалось разрубить, я просто сбрасывал с коней на землю — и поднимались после такого немногие.

Дружина осталась чуть позади, но я сражался не один. Огромная черная птица перехватила железным клювом нацеленную в меня стрелу прямо перед лицом, пронеслась вперед и, на лету перекидываясь в волка, обрушилась на кешиктенов. Сломав, как хрупкие веточки, пару лошадиных шей, он вновь обратился в Ворона, рванул из седла еще одного бронированного всадника и взмыл вверх — туда, где его уже не могли достать ни сабли, ни копья. Подобного зрелища не выдержали даже видавшие виды гвардейцы Есугея — и некоторые предпочли бежать вместо того, чтобы встретить меня с оружием в руках.