На родной земле

Незадолго до смерти ведун по имени Нестор подарил это кольцо лучшему из своих учеников. Неизвестно что заставило Молчана отдать его вам — может быть, он увидел в вашем будущем испытания куда более тяжелые, чем те, что предстоят ему самому. Но как бы то ни было, теперь кольцо ваше. Оно хранит отголосок той мощи, что несколько поколений ведунов скапливали в течение столетий, и способно мгновенно восстановить силы даже изнуренному Видящему. А его владелец может сколько угодно смотреть в мир духов — и ничуть не устанет.

Бесплатное «Истинное зрение» и аккумулятор очков духа в одном флаконе! Я и подумать не мог, что ворчливый и вечно недовольный мною Молчан оторвет от сердца что-то подобное… Но какой-то особой радости его подарки не принесли. То ли из-за собственного тоскливого предчувствия, то ли из чисто логических соображений. Старый ведун заглядывал в будущее. Все ли он рассказал мне?.. Скорее нет. Но совершенно точно увидел что-то.

Что-то, что заставило его не только предупредить меня о возможных проблемах со спутниками и изготовить могущественный оберег, но и отдать самое настоящее сокровище — предмет класса «легендарный». Не просто ценный и незаменимый для любого колдуна артефакт, но еще и память — подарок умершего сотню или даже две назад учителя.

Неужели все так плохо? Что же такое может ждать нас на этом йотуновом острове в устье Вишиневы?

— Чего закручинился, боярин?

Ратибор осторожно оттер меня от носа снекки и, положив руку на резную птичью голову, уставился куда-то вдаль. Будто пытался высмотреть в густом, как кисель, тумане хоть что-нибудь.

— Думу думаю, — отозвался я. — Непростое дело мы с тобой задумали, Ратибор Тимофеич, да недоброе — а разве ж кто другой сдюжит?

— Вот то-то и оно, что больше некому. — Воевода протяжно вздохнул. — Сам уж не рад, что с тобой напросился, да как иначе? Не все ж тебе одному князю угождать. Ты ведь конунгов человек — считай, свей настоящий, хоть и наших кровей. А такую Вышеграду службу сослужил, какой от иных бояр за всю жизнь не дождешься. И не одну, а две!

— Думаешь, я чину воеводского пожелал? — усмехнулся я.

— А если и пожелал — так и бери, мне не жалко. — Ратибор пожал плечами. Стар я уже, боярин, дружину в бой водить, а ты меня и умом покрепче — даром, что молод — и рука у тебя тяжелее. Так мне бока намял, что гриди до сих пор шепчутся. Помани только — хоть против булгар за тобой пойдут, хоть к черту на кулички. А ежели остался бы ты в Вышеграде — так и мне за дружину спокойнее, и ты ни в чем бы нужды не знал. Первым из бояр бы тебя Мстислав Радимич назвал, а то и Каменцем бы княжить посадил… Да только разве отдаст конунг такого молодца? Как весна придет — так и уплывешь обратно на острова свейские. Головы, поди, не сложишь — не родился еще тот, кто тебя в бою одолеет — так ведь и назад не возвернешься. Мне ли за чин воеводский кручиниться?

— Так с чего тогда невесел, Ратибор Тимофеич? — Я положил руку воеводе на бронированное плечо. — Скажи — глядишь, и полегчает. Дурное в себе держать — последнее дело.

— А куда его еще денешь, боярин? — Ратибор поморщился и оглянулся на рассевшихся по лавкам для гребцов гридей. — Будто сам не видишь, чего творится. Чем дальше от Вышеграда — тем сильнее тоска берет. Самые шебутные — и те притихли.

Это я и сам заметил. Первый день пути по Вишиневе пролетел незаметно. Снекка мчалась под парусом по искрящимся в лучах солнца волнам, отмахивая версту за верстой. Гриди даже не брались за весла, и то один, то другой вдруг затягивал разухабистую песню, которую тут же подхватывали и остальные, а Ошкуй принимался лупить в свой походный барабан. Но уже сегодня утром все изменилось, будто бы ночью мы незаметно для себя пересекли незримую границу, отделявшую знакомые земли от… от чего-то другого.

Чужого. Солнце спряталось за низко висящими тучами, замолкли доносившиеся из леса на берегу голоса птиц. Даже Вишинева изменилась, сузилась и притихла, будто бы превратившись в глухое болото. Нет, снекка не пошла тише — даже без попутного ветра течения все еще хватало, чтобы тащить ее вперед, но никакой радости отсутствие необходимости орудовать веслами уже не приносила. Скорее наоборот — дружинники и рады были бы чуть размяться, разгоняя тоску, но я не хотел идти быстрее. Слишком уж подозрительными вдруг стали казаться мне и сама река, и лес вокруг.