На рубеже веков. Дневник ректора

14 июля, пятница. У меня восемь реальных дней отпуска, которые я могу взять, между окончанием предыдущих институтских хлопот прошлого года и началом новых экзаменов. Все-таки — лечу к Саше Мамаю в Мурманск, а потом в Оленегорск. Это и воспоминание юности, — именно здесь я работал лесником в Лапландском заповеднике, а в пустой квартире Саши может возникнуть возможно поработать. Билеты на самолет очень дорогие 1800 в одну сторону. С собой беру всю свою картотеку с начатой первой главой. Как всегда, планы на работу у меня грандиозные, а выполню мало. Самолет полупустой. Уже в Московском аэропорту видно, как мы живем по двум стандартам. Хорошее покрытие на шоссе закончилось на Шереметьево-II, откуда идут основные рейсы за рубеж. В Шереметьево-I — внутренние рейсы, страны СНГ и что-нибудь экзотическое вроде Израиля, но это тоже внутренний рейс — дорога продирается среди складов и мастерских. Естественно, перед самим зданием аэропорта огромная платная автостоянка, которой нет ни в одном аэропорту мира: цепи, талоны, хари сторожей. В самом аэропорту нет даже нормального информационного табло, все на каких-то маленьких бликующих телевизорах. Сесть практически негде, информация дикторов еле долетает. Дикторы отчетливо обозначают лишь что-нибудь близко зарубежное, презирая свои русские названия.

В «Коммерсанте» подробно читал об убийстве в Свердловске и похоронах в Москве генерального директора «Уралмашзавода» Белоненко. Вчера эти похороны показали в Москве по ТВ; мы уже стали привыкать к виду прекрасных, наверное, по стоимости равной стоимости «мерседесов», полированных драгоценных гробов. Покойный Белоненко владел еще 0,5 процента акций КамАЗа. Пишут о нем хорошо. Есть в газете и портрет владельца этого завода некого Кахо Бендукидзе, необъятного грузина. Почти впервые вижу нашего родного собственника такого масштаба. Завод, который делал шагающие экскаваторы.

В самолете же начал читать «Мефистофеля» Клауса Манна, все время сравниваю его с фильмом Сабо «Мефисто». Какой-то очень интересный внутренний запал.

Мурманск. В городе цветет сирень, обычно она зацветает в начале августа. Я впервые вижу Мурманск и разглядываю его жадно, залив, дома по его берегу, центр города, уже летом готового к сопротивлению зимы. Иномарок мало. Пейзаж до Оленегорска все такой же владивосточно-корейский, распадки, сопки, низкая вымученная сосна и береза, редкие сгущения жизни. Люди, обитающие здесь, мне кажутся героями. Оленегорск — это большой поселок, который существует за счет гигантского железнорудного карьера.

Вечером по ТВ показали Путина, он где-то на Урале, чуть ли не в том же Свердловске, и его встречает губернатор Россель, которого показали во время похорон Белоненко. Вместе с Путиным Россель дергает запал какой-то гаубицы. Показывают новые танки и виды вооружения. Счастливое лицо Путина.

15 июля, суббота. Только к старости, когда путешествия перестают быть обыденностью, а становятся чудом, начинаешь понимать, как велика страна. После перелета я ассимилировался плоховато, но все равно утром вместе с Сашей поехал к его родителям в Кировск. Тот самый город, о котором говорил мне мой сменщик-лесник из заповедника в 1964 году: «Я на лыжах через Имандру, а потом я уже и дома». Только зыбкость воспоминаний позволяет мне сказать, как давно все это было. Сколько любопытного случилось в тот памятный год. Куда все подевалось, в памяти твердо лишь одно имя Марина Никитична Печенежская, от которой, кажется, иногда я получаю неподписанные письма. И удивительно: ничего я об этом не написал. А ведь было о чем, и появление у меня на кордоне московских туристов, и мои путешествия через озера, на базу. На мысу, когда показывались огни поселка, я ложился, в любую погоду, на лыжи — отдыхал, теперь не заблужусь. Эти несколько домиков с электрическим светом казались мне после моего кордона небольшим городом. Кто-нибудь из девушек, научных работников, меня отпаивал чаем. Марина кормила сигом с тушеным картофелем и морковкой. Я всегда знал, что в одном из домиков базы сидит некто в очках, имя которому Семенов-Тянь-Шаньский, он доктор биологических наук. Помню даже название его монографии — «Экология тетеревиных». Здесь же, в этих краях, я получил телеграмму от мамы, чтобы я возвращался: у отчима, Ф.К. обнаружили рак.

Поехали не на автобусе, через Мончегорск, а на поезде. В места своей непосредственной боевой юности меня не тянет. Или я эту встречу отодвигаю? Из окна я внимательно наблюдал знакомые пейзажи, невысокие горы, озера, в которых еще есть рыба.