Ездил в министерство, отвозил дело З.М. Кочетковой на присвоение ей звания доцента. В министерстве довольно грустно — денег уже второй месяц не платят. Впрочем, в отделе, где присваиваются звания, деньги и не нужны, они смело могут открыть конфетную лавку. В книжной лавке за 18 рублей купил книгу о Михаиле Кузмине, о которой я уже слышал ранее, и повидался с Татьяной Павловной Митиль, которая, оказывается, не против, чтобы мы открыли какую-либо новую при институте специальность. В конце дня ввязался в суету вокруг покупки нового ксерокса для заочного отделения. Вот так день и прошел. Заходил еще к С.П. в отдел, поболтал там с каким-то гитисовским аспирантом Андреем. Интересно.
Нервничаю от проделок Алексея, который подвирает и исчезает, заставляя волноваться. Обычное человеческое, много придумывающее в своем воображении, волнение. В эти минуты прекрасно читается дурацкая книга Чернобровкина, которую он мне подарил. Таланта у него не прибавилось, но то, что он был отличником, чувствуется — все свои прибамбасы он расставляет филологически точно. Есть даже фразы, есть некоторое ощущение стиля, но нет ни стиля, ни текста. Один голо-коммерческий книжный базар. И темы-то выбраны конъюнктурно-убойные: вор в законе, воровство, драки, восточные единоборства, телевизионная порнуха, переведенная в словесный ряд, много сношений с женщинами — это Саша пишет холодно, как закоренелый онанист, но довольно верно, словно был и женщиной, и мужчиной, и этим самым лагерным пидером. Есть строки, посвященные мне и кое-кому еще из нашего института. Памятуя, что ничего доброго от учеников ждать нельзя, я с удовольствием перепечатываю эти, как Сашеньке кажется, инвективы: «Она сидела в компании молодых пропойц в свитерах или с цветастыми косынками на шее — местечковой богемы. Лишь один был в костюме и при галстуке, правда, в таком разноцветно-ярком, будто одолжил его у светофора. Потом я узнал, что это уездный гений, писатель Есик. Он занимал в Союзе писателей кресло, с которого раздавалась материальная помощь. Там, видимо, и были истоки его гениальности. Деньги злы, и раздают их козлы… Есик написал несколько, как я называю, «чукчанских» романов — что вижу, о том и пишу. А видит только себя, любимого. Его опусы можно объединить в один — расширенную автобиографию и назвать «Сага о Есике». Я считаю, что писатель начинается там, где заканчивается автобиография».
Второй отрывочек касается другого ректора. Видимо, Саша особенно не любит именно их.
«Носил он фельетоновскую фамилию Сидоров, звали его Евгений Юрьевич. Наверное, из-за фамилии мужик он был толковый, сговорчивый. Он успел переболеть романтизмом своей профессии, понял, что честным путем ничего в жизни не добьется… Обычно у мусоров обмен такой — он мне… — в рот, а я ему… — в жопу. Сидоров предложил сыграть почти на равных. Я беру на себя несколько его тухляков, а он договаривается с судьей на минимальный срок».
17 октября, суббота.
Навалилась какая-то неимоверная усталость, весь день провел в постели, почитывая работы студентов. Они все меня радуют: и Юра Роговцев, давший мне «Песнь акына» — очень интересные наблюдения, и Коля Эдельман с его повестью — произведением виртуозным по исполнению. Глядя на своих учеников, я думаю: неужели это я? И вынужден согласиться: не без моей помощи, по крайней мере это, как и у меня, усложненная, тугая и не очень глупая проза.
К четырем часам поехал на дом к Мише Рассолову. Я давал ему рекомендацию в Союз писателей, а он, работая в ВАКе, был внимателен к просьбам и представлениям института. На своей роскошной циковской квартире — все осталось, как и прежде, даже консьержка внизу — Миша решил устроить чествование по поводу собственного пятидесятилетия, в котором ему наверняка отказал бы Союз писателей. Людям всегда хочется того, чего у них нет. Обстановка в квартире роскошно-провинциальная. Картины, которые висят на стенах и которыми Миша гордится, почти все не имеют профессиональной цены. Впрочем, сам Миша человек добрый, его жена и дочка милые и сердечные, а сам Миша довольно много сделал для нашего института, так что, Есин, уйми свое злоязыкое перо.
Стол роскошен, как в старое время. Единственное, о чем я жалел: у меня не было аппетита. За столом и состоялось чествование. Я прочел сразу два адреса — и за Литинститут, и за МСПС. Все это достойно не только товарищеского умиления, но и сатирического пера.
В этом чествовании я сделал одно полезное дело — помирился с двумя «неизменными персонажами нашей академии» — Юрой Беляевым и Владимиром Муссалитиным. Они всегда меня переигрывали в лае, в неправде, в отстаивании своих мелких интересов, а я их переиграл в блеске, в широте, в умении все высмеять и надо всем поиронизировать. Посмотрим, как дальше пойдут дела, в среду, кажется, вручение дипломов.
24 октября.
Только материал для «Труда»: