На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

А. Ф. Лазурский, ученик Бехтерева, работая в психологической лаборатории Военно-медицинской академии, начал экспериментальное изучение личности и сделал важный шаг в разработке новых методов. Руководствуясь принципом объективности как главным критерием научности метода и принципом изучения личности в деятельности — ребенка в игре, школьника в учении и игре, взрослого в труде и общественных взаимоотношениях, — Лазурский впервые ввел в отечественную психологию так называемый естественный эксперимент. Предложенный им метод совмещал эксперимент с естественностью условий протекания психических процессов, что давало возможность изучать и отдельные психические функции, и личность в целом. Лазурский предложил использовать для эксперимента обычные школьные занятия, подбирая ученикам такие учебные задания, гимнастические упражнения и игры, которые с необходимостью вызывали проявление особенностей личности, черт характера, интересующих исследователя.

В условиях естественного эксперимента ребенок, не подозревая, что над ним производится опыт, ведет себя как обычно. Таким путем удается избежать той подсказанности ответов, которая зачастую возникает в условиях эксперимента.

Первоначально А. Ф. Лазурский, сотрудники лаборатории и учителя — участники организованного им кружка, проводили наблюдения над школьниками во время уроков и на переменах, чтобы выяснить психологическое значение различных предметов обучения, их влияние на развитие и проявление тех или иных психических функций, определить, какие психические способности проявляются особенно сильно в занятиях тем или иным учебным предметом и как следует составлять экспериментальную методику.

Все эти наблюдения были собраны в «Программы индивидуальных проявлений» по разным учебным предметам. Затем были разработаны экспериментальные уроки по этим предметам и свободная методика школьного экспериментального дня. Объясняя специфику метода естественного эксперимента, Лазурский писал: «Здесь, как и во всяком другом эксперименте, мы имеем преднамеренное, могущее неоднократно повторяться вмешательство исследователя в душевную жизнь испытуемых, причем вмешательство это производится при помощи определенных, заранее разработанных приемов и имеет всякий раз определенную цель — исследовать ту или иную, заранее намеченную группу психических процессов» (Лазурский, 1918, с. 3).

При всем различии экспериментальных направлений А. П. Нечаева и А. Ф. Лазурского у них были общие черты: во-первых, стремление сблизить психологические исследования с педагогической практикой и, во-вторых, установка на массовый групповой эксперимент.

Челпанов критиковал Лазурского и говорил, что не видит принципиального различия между методом естественного эксперимента и наблюдением. Весьма резко Челпанов выступил и против Нечаева. Он утверждал, что там, где нет самонаблюдения, не может быть и речи о научной ценности экспериментальных данных. Педагоги и психологи, не владеющие интроспективным методом, по его мнению, не могут проводить полезные экспериментально-психологические исследования. Факты, полученные в массовых школьных экспериментах, Челпанов назвал экспериментальным хламом, а их собирание — плачевным результатом плодящегося дилетантизма в психологии.

Челпанов, казалось бы, противоречил сам себе, когда в 90-х годах выступал за эксперимент, а на психологических съездах в столкновении с нечаевским движением активно ратовал за прекращение школьных экспериментов. Но на самом деле он последовательно вел свою линию: выступал за эксперимент, когда в него вводили интроспекцию, и был против него, когда применяли объективный метод. Челпанов считал, что следует пересмотреть отношение психологии к естествознанию и нет нужды поддерживать связь между ними. Призвав к обсуждению вопроса о пути развития психологии, он отверг сеченовский ответ на вопрос «Кому и как разрабатывать психологию?» и выступил против объективного экспериментального метода — за сохранение субъективного, присущего интроспективной психологии. На Втором съезде в своем программном докладе о задачах психологии Челпанов утверждал, что настало время, когда надо отвечать на сеченовский вопрос иначе, чем это сделал сам Сеченов.

Свою философскую платформу Челпанов сформулировал во вступительной лекции по курсу психологии в Московском университете, когда он занял кафедру философии после умершего князя С. Н. Трубецкого (Челпанов, 1912). Челпанов призывал к утверждению души как главного объяснительного принципа в психологии. «Понятие души есть такое понятие, которое мы необходимо примышляем, когда думаем о тех или иных психических явлениях», — отмечал Челпанов (там же, с. 76). Он полагал, что экспериментальную психологию надо подчинить философской психологии, которая как учение о душе исследует общие законы духа.