На рубеже

Мы пришли без опозданий, в чем Катя ранее замечена не была. Сие проклятие распространялось и на меня, автоматически. Катя обняла Влада, вручила ему диск, чего-то пожелала. Ну и я полезла обниматься, чтобы не чувствовать себя неловко, стоя в стороне, и всучила открытку. За столом уже сидели Локки, Егор и еще три парня, которых я раньше не видела. Мы выпили две бутылки белого вина, я ела только фрукты и печенье. Да, слава Богу, никаких салатов и не было, так что никто не обратил внимания на мой хреновый аппетит. Не то, что на молчание. Влад и Катя полемизировали за одним концом стола, а ребята читали книгу рекордов Гиннеса за другим и порой зачитывали интересные отрывки. Я слушала «Тристанию», и она мне так нравилась, что больше ничего слушать не хотелось. Интеллектуальные трепы казались очень интересными, и я от души радовалась, что есть умные люди на свете, но музыкальные образы захватили меня куда больше, и хотелось спокойно предаться фантазии, чтоб никто не отвлекал. Влад начал самобичеваться, углядев свою вину в моем молчании: мол, не умею развлекать гостей, не знаю, что делать, дабы всем было весело. Катя сказала, что я просто еще не освоилась, и тему замяли.

Домой приехали трезвые, как стекла, чуть позже десяти вечера. Катька сидела у меня еще два часа и пыталась вправить мне мозги, но ничего не получилось. Я не вижу в своем поведении большой трагедии и не хочу лицемерить или меняться искусственно. Если будет нужно – перемена произойдет сама собой. В конце концов, я никому свое общество не навязываю и если этих ребят чем-то не устраиваю – большой беды не будет, когда наше общение прекратится».

С первого сентября началась новая тетрадь, которую я без труда нашел, – в коробке все по порядку. Тетрадь – громко сказано. Верхняя часть большой канцелярской книги, криво обрезанная и приклеенная к картонке, изображающей обложку. На «форзаце» картинка, распечатанная на струйном принтере. Огонь, а на его фоне – хрупкая фигурка девочки.

«17 сентября.