На руинах Империи

Эркин кивнул, но, помедлив, сказал:

– Я собак не боюсь, схожу посмотреть. Там дерево недалеко. Большое. С него всё видно. Залезем и всё увидим.

– И сколько вас? – спросил Фредди.

– Да пятеро, наверное, от разных стад все.

– Из старших кто идёт с вами?

– Зачем? Тебе я сказал. Мы сами так решили.

– Это когда же вы договорились?

– А на водопое, – засмеялся Эркин.

– Быстро вы, – усмехнулся Фредди. – Я и не заметил ничего. Когда пойдёте?

– А сейчас. К вечерней кормёжке успеем. Вот поедим, посуду помою и пойдём.

Андрей подчёркнуто завистливо вздохнул, но ничего не сказал. Эркин рассмеялся и, слегка опершись на его плечо, встал, быстро собрал посуду и убежал. Фредди посмотрел на Андрея. Осунувшееся, покрытое светлой щетиной, бледное лицо, губы уже порозовели, но глаза ещё в тёмных кругах и кажутся запавшими. И волосы… не светлые, а седые… Андрей почувствовал его взгляд и повернулся к нему, улыбнулся. Какой-то не своей, очень взрослой горькой улыбкой.

– Сколько тебе лет? – тихо спросил Фредди.

– Думаю, что двадцать, – всё ещё улыбаясь, сказал Андрей. – А… там я где-то с двенадцати. Считай, почти полный срок.

– Как? Туда же только с пожизненной.

– А больше десяти никто не протягивал. И то мало кому удавалось за седьмой год перевалить.

– А ты?

– Я зажился. Меня уже на финишный этап собирались дёрнуть. На Хаархан. А тут война кончается, и нас всех, кого где застали, поголовно… И всё, – Андрей комично развёл руками, но лицо его оставалось серьёзным.

Фредди передёрнул плечами.

– Ты откуда… про финишный этап знаешь?

– Из канцелярии шумнули. Что, дескать, финишный этап собирают, зажившихся, и твой номер в списке. Там ведь наши же… уборщиками, писарями.

– Это… это же западло! В канцелярии работать…

– Кримы вообще не работали, – Андрей повертел сигарету и спрятал, так и не закурив. – Им любая работа западло. Вот полов и присов обирать и калечить… Ладно, Фредди. Что уж сейчас. В один Овраг все легли. Рядышком.

Под навес вошёл Эркин, быстро составил у костра чистую посуду.

– Всё, мы пошли.

– Аккуратнее там.

– Слушаюсь, сэр, – спаясничал Эркин и, увидев их улыбки, удовлетворённо хмыкнул и убежал.

– Лягу я, – Андрей тяжело встал и медленно пошёл к лежанке, и уже сидя и разуваясь, озорно улыбнулся. – Не боись, Фредди. В лагере первые двадцать пять лет тяжело. Потом привыкаешь. Говорят так. Кто до тридцати дотянул.

Лёг и затих. То ли заснул, то ли так лежит. Фредди тоже лёг, прикрыв лицо шляпой.

– Итак, Новиков, труп не только ожил, но и послал тебя туда, где побывал сам.

– Шурочка, ехидничать и я умею. Но меня Трейси за живое взял. Чтоб так, меньше чем за сутки, измордовать парня… не хлюпика, ковбоя…

– Но вывернулся он классно.

– Не то слово, Шурочка. Понимаешь, это не алиби. Обоснование. Которое невозможно опровергнуть.

– Но которое он не сможет доказать.

– Шурочка, дорогая моя майорша, ты не забыла, что это мы должны доказывать?

– Во-первых, Новиков, я не майорша, а майор, ты замечаешь разницу? А во-вторых…

Шурочка не договорила. Они шли по тропинке, и из-за кустов вдруг навстречу им вывернулась компания цветных пастухов. Они смеялись, обсуждая кого-то, что так труханул, что аж навернулся и гепнулся. Передний, увидев Шурочку и Новикова, ойкнул и свистнул. И вся компания бросилась с тропинки в кусты. И уже там, судя по треску и топоту, пастухи побежали к посёлку.

– Как же глубоко сидит в них страх перед белыми.

Шурочка кивнула. Какое-то время они шли молча.

– Я вот что думаю, Новиков, – Шурочка вертела в руках букетик из пожелтевших травинок с пушистыми колосками. – Трейси… Почему он не теряет расу? Он же ест со своими парнями из одного котла.

– Не он один. Я слышал такую фразу. У своего костра старший ковбой хозяин. Но, в принципе, дистанция сохраняется. И у Трейси с его парнями на людях тоже.

– Сложная система.

– Да, ты начала говорить, что во-вторых…

– Неважно. Среди этих, ну, что от нас шарахнулись, был Индеец, ты заметил?

– Да.

– Один. Ни Мальца, ни Трейси… И откуда они шли?

– В той стороне только Гаранин со своими, – Новиков улыбнулся, – гавгавами.

– Да. Что им там надо было? Давай-ка сходим к Гаранину, Новиков, поговорим с ним.

– Обратно в темноте придётся. От Гаранина быстро не выйдешь.

– Знаю, – Шурочка рассмеялась. – Но, когда дойдёт до спирта, я вас оставлю.

– Одной не страшно? А, Шурочка? В темноте, кругом ковбои…

– Ковбой не опаснее майора, – отмахнулась Шурочка.

Фредди и Андрей спали, когда Эркин вошёл под навес. Но он к костру подсесть не успел, как Андрей уже натягивал сапоги – двигался он заметно быстрее, чем днём – а Фредди стоял, будто и не спал вовсе.

– Ну? – выдохнул Андрей.

– Всё в порядке, целый, – Эркин так сиял, что Фредди не выдержал и улыбнулся. – Совсем не страшные собаки, ласкаются ко всем.

– И к тебе? – спросил Андрей.

– Ну да. Мы идём, а у них под этим деревом как раз дневка, – стал рассказывать Эркин. – Мы из кустов вылезли, смотрим, собаки. Они тихо лежали, не лаяли. Мы так и встали. И не знаем, что делать.

Андрей кивнул.

– Точно. Пока стоишь, не тронут.

– Мы и стоим. А они лежат и на нас смотрят.

– Кто? Собаки?