На руинах «Колдовства»

Это была возможность, которую Симона искала и нашла, но теперь, когда наступил решающий момент, она обдумывала всю серьезность предстоящего шага и колебалась. Однако пути назад не было.

— Мадам Клео, я прячу молодую рабыню, которую жестоко использовал сын хозяина, и теперь, когда месье уехал, я… я не знаю, что делать.

— Пошлите ее ко мне.

Симона почувствовала огромное облегчение.

— Ночью?

— Нет, мои посетители остаются очень поздно. Пришлите ее ранним утром, перед рассветом. Это самый безопасный час. Как ее зовут?

— Долл.

— У вас есть доверенный слуга?

Симона колебалась. Только Ханна. Она закрыла глаза и сказала с угрызениями совести:

— Да, моя служанка.

— Пошлите ее с Долл. Вы больше не должны приходить сюда. Если в будущем у вас еще появятся беглецы, пришлите служанку ко мне. Я смогу договориться. Вы не должны знать имен. И никогда не упоминайте мое имя.

— Мне придется дать Ханне пропуск.

— Никаких имен, — предупредила Клео. — Никакого пропуска. Никогда ничего не подписывайте.

— Как я могу просить мою горничную рисковать без пропуска? — воскликнула Симона.

— Я думаю не только о вашей безопасности, но и о продолжении существования самой «подпольной дороги». Это опасно для вашей служанки, да. Но когда-нибудь она, возможно, сама захочет пойти на Север, и тогда вы поможете ей. Это будет ее вознаграждением. Обдумывайте тщательно каждый шаг. И никогда не забывайте об опасности.

Она вложила деньги месье Отиса в руку Симоны, и выражение ее лица смягчилось.

— Купите что-нибудь для малыша Орелии. Это объяснит, почему я вас задержала.

Симона кивнула, ее переполняли чувства, к глазам подступили слезы.

— Спасибо, мадам… за все.

— Мы спустимся по черной лестнице. Алекс ждет вас. Я восхищаюсь вашей смелостью, мадемуазель. Да поможет вам Бог.

Мадам Клео прошла вперед и сделала Симоне знак следовать за нею. Через несколько минут Симона сидела в закрытом экипаже с Алексом и Орелией. Когда они выезжали из казино на дорогу, Алекс подозрительно спросил:

— Ну, какие же у тебя секреты с мадам Клео?

Симона разжала кулак, и банкноты рассыпались по ее коленям. Она сама удивилась, как спокойно прозвучал ее голос:

— Меня инструктировали заказать что-нибудь прелестное для внука. Рубашку для крещения, например.

— Ох! — простонала Орелия и разрыдалась. Алекс наклонился успокоить ее ласковым поцелуем, и Симона отвернулась к темному окну.

Ее дорога определилась. Отныне она должна стереть все воспоминания об Аристе Бруно. «Это возможно, — уверяла она себя, — это необходимо». История Орелии укрепила ее решимость. Невыносимо было сознавать, что примесь индейской крови прелестной Орелии могла аннулировать ее брак с Алексом. Она подумала о Ханне и бедной маленькой рабыне, которую они должны перевести из старой детской.

На другую станцию…

21

Арист проснулся от сильного запаха жасмина и почувствовал, что в его спальне кто-то есть. Он перекатился и приподнял голову.

— Кто здесь? — он ничего не видел, но слышал тихие шаги.

— Тише, — прошептал знакомый голос, и Элен тут же скользнула в его кровать.

Ее обнаженная грудь прижалась к его груди и холодная рука спустилась между его ног.

— Господи! — выдохнул он, чувствуя, что каменеет.

Она нежно засмеялась, нашла его рот своими губами.

Минут пять спустя Элен натянуто спросила:

— Что случилось, дорогой?

— Не знаю, — солгал он. Его тошнило от подавляющего запаха жасмина.

Он откатился от нее так, чтобы их тела больше не соприкасались и запах духов не подавлял дыхание.

— Ты простишь меня? Вероятно, усталость. От путешествия. Я только что с корабля.

— Извини, — сказала она после неловкого молчания, пристально глядя в полог. — Я не подумала.

Она села и спустила ноги с кровати.

В темноте он скорее чувствовал, чем видел, как она обмякла от поражения. Испытывая смутную печаль, он протянул руку и коснулся волос, рассыпавшихся темными волнами по ее плечам.

Она сказала с бодростью, скрежещущей по нервам:

— Пусть тебя это не беспокоит, Арист. Просто я так рада была видеть тебя… Спокойной ночи, дорогой.

Он лежал, слабый и подавленный, закрыв глаза, ожидая, когда щелкнет замок двери его спальни. Ах, Симона, Симона! Сможет ли он снова когда-нибудь почувствовать то, что испытал, держа ее в объятиях? Когда думал, что вся ее жизненная сила, непосредственность и независимость духа принадлежат ему? Была ли та Симона плодом его воображения? Созданием его жаждущей души?

Арист встал рано утром, собираясь объехать плантацию и осмотреть урожай. Он не ожидал увидеть Элен так рано, но она уже сидела за столом в маленькой солнечной комнате, где подавались неофициальные завтраки. На ней было желтое утреннее платье с белыми кружевами у шеи и на запястьях. Руки, украшенные драгоценностями, выглядели хрупкими.

Элен была бледна, но на щеках горел лихорадочный румянец, и тонкие морщинки усталости собрались вокруг глаз, как будто она не спала всю ночь. Она любезно поздоровалась с ним и спросила:

— Ваша новая горничная, откуда она?

— Я думаю, из Вирджинии.

— Должно быть, поэтому мне иногда кажется, что она меня не понимает. И у нее отвратительный акцент.