На руинах Константинополя. Хищники и безумцы

Наверное, они попали в Город через ворота Святого Романа. Помнится, когда Тодорис только направлялся на поиск отца и проезжал мимо ворот, те ещё держались, но после отхода генуэзцев не могли держаться долго. Значит, как только ворота пали, турецкая конница поскакала по одной из веток Месы и без всяких препятствий доехала до центра Города. Тодорис в это время двигался по другой ветке и потому не встретил этих турок раньше, а они не спешили ломиться в двери домов, потому что ожидали встретить в Городе вооружённых людей, с которыми придётся сражаться. Турки не знали, что все, кто способен сражаться, встали на защиту стен, а в Городе не осталось ни одного воина.

Кажется, турки даже обрадовались, когда увидели перед собой вооружённого всадника в доспехах. Несколько человек почти одновременно крикнули: «Эй!», а затем один из врагов ткнул пальцем в сторону обнаруженной цели. Они были похожи на стаю волков, внезапно увидевших добычу.

Лошадь Тодориса встала как вкопанная, а в следующее мгновение развернулась и помчалась в противоположную сторону. «Ослица» поняла быстрее, чем хозяин, что надо удирать.

Она мчалась, почти не слушая всадника и сама выбирая направление, зато очень быстро, и поначалу сумела почти исчезнуть из поля зрения преследователей. «Ослица» была городской лошадью, поэтому привычно скакала по мостовым, а вот кони турок, судя по всему, привыкли лишь к полям или утоптанной земле и потому двигались осторожнее, а значит — медленнее. Мчаться по мостовой — это для лошади особое искусство: надо правильно ставить ноги, чтобы не поскользнуться и чтобы каждый скачок или прыжок не отдавался болью в костях. Турецкие кони этого явно не умели. Может, они тоже были городскими, но турки не мостили улицы в своих городах, так что «ослица» всё равно имела преимущество.

Увы, Тодорис обрадовался рано, потому что «ослица», по-прежнему не слушая всадника, выбрала неверную дорогу: вместо того, чтобы оставаться в лабиринте переулков, выскочила на длинную улицу. Тодорис понял всю степень опасности, когда оглянулся и увидел, что делают преследователи. Пусть его лошадь летела как метеор, турецкие всадники, которые гнались следом и значительно отставали, вспомнили, что у них есть луки. Юноша знал, что турки могут очень метко стрелять прямо из седла, но в переулках это умение было бесполезным, а вот на длинной улице, где цель остаётся в поле зрения довольно долго… Бедная «ослица» не могла этого знать. Наверное, она даже не поняла, что случилось, когда ей в заднюю ногу вонзилась стрела. Затем — ещё одна.

Тодорис не видел стрел, но почувствовал, когда лошадь вздрогнула, как от укуса овода, и замедлила галоп, а затем — ещё раз вздрогнула и начала заваливаться назад и направо, очевидно, от боли потеряв равновесие именно в тот момент, когда собиралась сделать очередной скачок. Хозяин едва успел высвободить ноги из стремян и спрыгнуть, чтобы не оказаться придавленным.

Турецкие всадники тоже замедлили движение, а затем остановились чуть в отдалении с луками наготове. Эти люди понимали, что враг уже никуда от них не денется. Если раньше погоня для них была серьёзной, то теперь всё происходящее стало развлечением.

«Ослица» жалобно смотрела на Тодориса, силилась встать, но терпела одну неудачу за другой. Чтобы встать, лошадь должна была опереться сначала на обе передние ноги, а затем — на обе задние, но как только опиралась на ту, из которой торчало два обломка стрелы, снова падала. Опираться было слишком больно.

Тодорис протянул руку и успокаивающе погладил свою «ослицу» по морде, чтобы животное не мучило себя понапрасну. Как видно, он сделал так зря. Турки поняли, что эта лошадь знает всадника, а всадник знает эту лошадь и дорожит ею. Тодорис ещё не успел отвести руку, а в шею его бедной «ослицы» уже вонзилось пять или шесть стрел. Лошадь хрипло вздохнула и уронила голову на мостовую.

— Зачем вы это сделали?! — в гневе крикнул Тодорис и даже схватился за меч; пусть вопрос прозвучал не по-турецки, но турки поняли, зло засмеялись, а те, кто выстрелил, достали из колчанов ещё по одной стреле.

Тодорис понял, что дело оборачивается плохо, и внутренне содрогнулся. Кажется, внешне он остался непоколебим, а иначе враги снова порадовались бы. Судя по их настроению, они не собирались брать его в плен, чтобы позднее отпустить за выкуп. Они собирались убить свою добычу, а перед этим — поиздеваться.

Пусть на Тодорисе был чешуйчатый доспех и прочный шлем, дававшие неплохую защиту от стрел, но эта защита не являлась абсолютной. Как бы ни был прочен доспех, всегда может случайно найтись место, которое плохо защищено. К тому же за минувшие два месяца доспехи Тодориса вынесли много ударов, а это тоже сказывалось на прочности: чешуйки, изначально подогнанные друг к дружке плотно, могли кое-где разойтись. Пусть не с первого раза, но стрела могла попасть в такую щель, особенно если пущена с близкого расстояния. А вдруг одна из чешуек выпала? За всем не уследишь.