На руинах Константинополя. Хищники и безумцы

— Тогда мы были под защитой Великого Турка, а теперь нет. Теперь всё иначе, — ответил один из слуг. — Ещё не истекли три дня, когда турецким воинам можно грабить Город и захватывать пленных. Если мы выйдем из дома, то никуда не доберёмся. Нас возьмут в плен и продадут в рабство. Да и с вами поступят так же, госпожа. Лучше отложить наше дело на завтра. Завтра как раз истекут три дня.

— Нет, я отправлюсь сегодня, — ответила Мария и, видя, что челядинцы смотрят на неё с опаской, добавила: — Если вы не хотите, я не стану вас принуждать и проклинать за отказ не буду.

Ей было неприятно, что теперь придётся обращаться за помощью к Тодорису, но выбора не осталось, и она отправилась в его комнату.

Как и следовало ожидать, зять находился в комнате не один. Дверь была приоткрыта, и, значит, всякий мог зайти, не опасаясь помешать, но когда Мария зашла, то её охватило острое чувство непристойности происходящего.

Тодорис сидел за столом и ел, а рядом за тем же столом сидела Эва и, подперев подбородок рукой, смотрела на Тодориса. Вернее — любовалась. Лицо служанки было до неприличия счастливым. Не оставалось никаких сомнений, что минувшую ночь она провела в этой же комнате. Когда Лука, Леонтий и Яков попрощались с Марией как в последний раз, а затем были уведены турецкой стражей, Тодорис и Эва уединились здесь и явно не горевали.

Как они могли?! Наверное, то же самое они делали и в предыдущую ночь, но тогда ещё не было известно о смерти Михаила, а Луку, Леонтия и Якова никуда не увели.

«Бесстыдство. Это просто бесстыдство», — мелькнула мысль, а тем временем Тодорис заметил гостью и поспешно поднялся:

— Доброе утро, госпожа Мария. — Он смутился. — Но я вижу, что оно не доброе. От господина Луки и ваших сыновей есть какие-нибудь вести?

— Нет, но я хочу эти вести добыть, — ответила Мария, делая вид, что не замечает Эву, тоже поднявшуюся из-за стола.

— Каким образом добыть? — спросил зять.

— Для начала поедем на Большой ипподром, куда вчера увели моего мужа и сыновей.

— Мы не сможем даже выйти на улицу, — последовал ответ. — Дом всё ещё охраняют янычары.

— Уже не охраняют. Ушли только что, — сказала Мария и, видя на лице зятя удивление, продолжала: — Мы с тобой поедем сначала на Большой ипподром, а затем, если ничего там не узнаем, отправимся к Великому Турку, где бы он ни был. Если Турок не захочет говорить со мной и сказать мне, что случилось, то он просто трус.

Тодорис тяжело вздохнул:

— Госпожа Мария, мы всё равно не можем никуда ехать.

— Почему? — спросила та. — Нас могут схватить по дороге?

— Именно так, госпожа Мария, — успокаивающим тоном произнёс зять. — Ещё не истекли три дня, отведённые Великим Турком на разграбление Города. Они истекут завтра. Я и сам хотел бы отправиться на поиски моего отца и братьев, но…

— Так поехали со мной, и ты всё узнаешь. — Мария даже схватила зятя за руку, чтобы вести на конюшню, но не смогла сдвинуть с места. Он стоял, как будто прирос к полу.

— Сейчас это совершенно бессмысленно. Нас схватят.

Мария в досаде отпустила руку Тодориса и вдруг поймала на себе взгляд Эвы. В этом взгляде была нескрываемая жалость. Не сострадание, а именно жалость. Когда жалеют, смотрят свысока, и сейчас служанка именно так смотрела на госпожу. Это выглядело оскорбительно.

— Госпожа Мария, прошу: успокойтесь, — меж тем говорил Тодорис. — Мы поедем завтра, как только рассветёт. Обещаю. А сейчас позвольте мне отвести вас в вашу комнату. Вам надо отдохнуть. Вы, наверное, не спали ночь.

В голосе зятя тоже было что-то странное. Он разговаривал со своей тёщей без почтения, а скорее так, как говорят с маленьким ребёнком, которому невозможно ничего объяснить — только уговорить. Мария почувствовала, что совершенно одна в своём горе. Никто ей не поможет. А если будет слишком настаивать на помощи, то даже помешают.

— Считаете меня безумной, да? — резко спросила она.

Тодорис и Эва молчали, но было видно, что они именно такого мнения и надеются на то, что помешательство временное.

Мария зло рассмеялась:

— Значит, мне можно показаться на улице. Это вам нельзя, а мне можно, потому что все, кого я встречу, тоже сочтут меня безумной и не тронут. Кому нужна безумная пленница?

— Госпожа Мария, — осторожно возразил Тодорис, — турки могут позариться на то, что у вас будет. К примеру, на вашу повозку и лошадь.

— Тогда я пойду пешком, — ответила Мария. — Пусть видят, что у меня нечего брать. — Она оглядела свои тёмные траурные одежды. — На это они не польстятся.

Эва бросила на хозяйку быстрый взгляд и тут же потупилась, а Мария, проследив за направлением взгляда, увидела на своей руке обручальное кольцо — дорогое и красивое. Остальные драгоценности, которых в своё время хватало на две большие шкатулки, были давно розданы дочерям, а это украшение осталось, но, как видно, настала пора избавиться и от него.

Пришлось приложить усилие, чтобы снять кольцо с пальца, но в итоге получилось. Мария положила кольцо на стол и удовлетворённо заключила: