На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927

Однако если греческие лидеры, рожденные в ходе борьбы за независимость, были готовы принять временную диктатуру президента, то они не видели никакого резона подчиняться власти его недалекого старшего брата Виаро и лучшего друга этого брата, которого тот привез с Корфу и посадил в «Панэллинион». Виаро был его злым гением. Будучи комиссионером Эгины и морских островов, где жили такие влиятельные персонажи, как Кундуриотис, он вел себя как деспот: арестовывал кого хотел, вскрывал чужие письма, подвергал цензуре единственную греческую газету, издававшуюся в те годы, и угрожал расправой всем, кто осмеливался критиковать его действия. Он велел сжечь петицию жителей Эгины у себя на глазах, а президент оказался столь бестактным, что называл героев революции (людей, которые сражались, пока он пописывал статейки) гнусными кличками: примасов он прозвал «христианскими турками», военных вождей – «бандитами», фанариотов – «сосудами Сатаны», а образованных людей – «дураками». Чтобы не плодить дураков, он создал систему образования, построенную по строго профессиональному принципу: священников готовили на Поросе, солдат и матросов – в Нафплионе и на Идре. При этом он не хотел даже слышать о создании академии вроде той, которую лорд Гилдфорд открыл на острове Корфу. Он верил, что нацию создает характер, а вовсе не знания и что для процветания страны необходимо материальное благополучие. Но он забыл, что имеет дело с нацией, знаменитой своей жаждой знаний и ценящей интеллект превыше всего другого. Короче говоря, Каподистрия, будучи честным во всех своих попытках обеспечить процветание родной страны, применял методы, присущие высококритичным людям, которые он усвоил в венецианском обществе на острове Корфу и при русском дворе.

Он начал с реформы финансов. Греция до сих пор не имела национальной монетарной системы; он ввел серебряную монету феникс и бронзовые монеты достоинством в 1, 5, 10 и 20 лепт, а также создал Национальный банк, который приступил к печатанию бумажных банкнотов, но их курс постоянно менялся, и его банк выдал всего одну ссуду, да и то в принудительном порядке. После этого он обратился к армии и создал восемь полков по тысяче человек в каждом. Полками на востоке командовал Ипсиланти, а на западе – Чёрч.

Каподистрия разделил Морею на семь, а острова – на шесть провинций, которыми управляли комиссионеры: это ослабило муниципальную систему, которая так долго процветала в Греции. Однако давно ожидаемое событие за рубежом затмило все эти домашние реформы. 26 апреля 1828 года русский царь объявил войну Турции и создал ситуацию, которая сильно мешала Греции[28]. Момент казался благоприятным для осуществления заветной мечты России – захватить Константинополь. Турецкий флот был уничтожен в Наваринском сражении; годом ранее на Атмейданы (Мясном рынке) были перебиты все янычары: это было сделано по приказу султана-реформатора Махмуда II. Однако у этого реформатора не было времени довести свою модель до совершенства, и греки под руководством своего президента-русофила не были еще до конца покорены.

Но вдруг, как это часто бывает, выяснилось, что сила русских сильно преувеличена, а сопротивление турок превзошло все ожидания[29]. Более того – война русских с Турцией шла на Балканах (а также на Кавказе. – Ред.), а в Эгейском море царил мир (не считая блокады Дарданелл). Тем временем три другие державы, подписавшие Лондонский договор, оказали Греции великую услугу, изгнав из Мореи египетские войска. Ибрахим, воспользовавшись уходом союзнических флотов, отослал своих раненых моряков, вместе с несколькими тысячами греческих рабов, в Александрию, однако оставшаяся часть его армии жестоко пострадала от зимних холодов. Летом 1828 года его албанский гарнизон в Корони, старой венецианской крепости, расположенной к югу от Мессини, восстал, и греки разрешили этим солдатам возвратиться к себе домой. После этого Франция предложила изгнать остатки войск Ибрахима. Британия приняла это предложение, и 30 августа генерал Месон высадился с французской армией в Петалидионе на берегу залива Корон (Месиниакос), намереваясь ускорить освобождение полуострова.

Впрочем, Кодрингтон уже успел заключить с Мухаммедом Али соглашение о выводе мусульманских войск и освобождении греческих рабов. Ибрахим хотел выполнить обещание отца, но отказался передавать грекам турецкие крепости Модон (Метони), Корони, Наварин (Пилос), Хлемуци, Патрас (Патры) и Рион, которые были специально исключены из соглашения.

Впрочем, сопротивление оказала лишь последняя крепость, но 3 октября сдалась и она. В Морее больше не осталось вражеских войск, и французы, с легкостью освободившие эти твердыни, принялись их чистить, прокладывать дороги и восстанавливать то, что разрушил Ибрахим. Одним из его последних приказов был приказ об уничтожении Триполиса. И египетские арабы выполнили этот приказ так старательно, что из всех сооружений бывшей турецкой столицы Мореи современный путешественник может увидеть лишь фундамент того, что когда-то было конаком паши.