На руинах пирамид

— Хорошо, — спокойно согласился Николай, не делая попыток уговорить ее, — это ваше право. Но все равно спасибо за бдительность и за вашу гражданскую позицию. Если бы все так поступали… Кстати, как ваш сын? И где он сейчас?

— Все там же, в Коми. На поселение отпустили, работает как и на зоне, то есть на пилораме. Сожительница к нему переехала… Может, еще все у него образумится, ведь сорок пять лет всего парню?

— Дай бог, — согласился Францев.

Старуха ушла. Николай включил компьютер и уткнулся в монитор. Изучил все, что нашел по делу группы компаний «Форвард». Организатором мошеннической структуры была признана Курицына Беата Ивановна. Пострадавших без малого двенадцать тысяч человек, общая сумма претензий к «Форварду» почти сто миллиардов неденоминированных рублей, что по тогдашнему курсу составило семнадцать миллионов долларов. Следствие тянулось долго, сумма претензий была снижена, некоторые пострадавшие граждане отозвали свои иски, потом произошла деноминация… А потом и вовсе дело в отношении гражданки Курицыной Б. И. закрыли по соглашению сторон, согласно статьи 76 УК РФ и статьи 26 УПК. И это очень удивило Францева, ведь дело по представлению следователя можно закрыть только в отношении подследственного, если он обвиняется в преступлениях небольшой или средней тяжести. Если афера на семнадцать миллионов долларов — преступление средней тяжести, то сколько надо украсть, чтобы тебя назвали преступником? Хотя суды в те годы выносили обвинительный приговор и за кражу пары валенок с фабричного склада…

Николай вчитывался в документы, просмотрел список обвиняемых, проходивших по делу. Среди тех, с кого было снято обвинение, нашел Оборванцева. Это удивило едва ли не больше того факта, что дело было закрыто, ведь через несколько лет Оборванцев был избран депутатом городского собрания, а ведь при регистрации своего участия в выборах он должен был указать, что находился под следствием.

О младшей Курицыной, ставшей потом женой депутата, не было ни слова. Тут были и распечатки страниц дела с фотографиями, которые Францев внимательно рассмотрел. Особенно внимательно он вглядывался в снимок бывшей школьной уборщицы. Николай не узнавал в ней ту женщину, которая схватила его за ухо в пионерской комнате, и даже не потому не мог узнать ее, что прошло почти сорок лет и он забыл, как она выглядит, — как раз наоборот. Он запомнил уборщицу на всю жизнь: худая, с зачесанными за уши гладкими волосами и перекошенным от ненависти ко всему миру лицом. А теперь на снимке была дама с пышной прической — с модным для девяностых начесом и мелированием, — никак не скажешь, что женщине на фото пятьдесят лет: сорок, и то вряд ли.

Пикнул лежащий на столе мобильный телефон — пришло эсэмэс-сообщение.

Ты не очень занят? Я еду к тебе.

Николай не стал отвечать: если кому-то надо, то пусть едет. Вернул аппарат на место и только потом сообразил, что сообщение прислал Кудеяров. Хотел ответить, но, увлеченный своим делом, не стал. Он попытался найти Беату Ивановну Курицыну в полицейской адресной базе, но там отыскалась только ее внучка, зарегистрированная в городской квартире на Таврической улице. Францев хорошо знал это место: все здания на ней — исторические, построенные полтора или даже два века назад, окна выходят на Таврический сад с древними дубами и тихими прудами, на которых летом плавают важные лебеди и наглые утки. А в пяти минутах ходьбы Смольный дворец — здание городской администрации, где трудится муж Беаты. Хотя вряд ли Семен Ильич ходит на работу пешком, скорее всего четыреста метров до работы и обратно он проезжает на служебном автомобиле с дезодорированным салоном.

На всякий случай Николай решил проверить всех людей, зарегистрированных по адресу этого дома, и обнаружил среди них гражданина Синицу Аркадия Борисовича. И это удивило, потому что когда Францев спрашивал Оборванцева, знаком ли он с Синицей, тот ответил, что встречались пару раз на каких-то мероприятиях. А на самом деле они — соседи: у них даже квартиры рядом. Зачем же он соврал тогда? И еще, если Синица приобрел участок через агентство Беаты, то зачем же было переводить ей пять миллионов рублей за посредничество? Или у людей, проживающих едва ли не в самом престижном месте Северной столицы, так принято — любую копеечную услугу, оказанную друг другу, оценивать в миллионы?

Открылась входная дверь, Францев, обернувшись, увидел входящего в его кабинет Павла.

— Быстро ты, — сказал он, — не успел сообщение прислать, а уже здесь.

— Да я, когда отправлял его, уже к Ветрогорску подъезжал. Не знал, что матери подарить на Восьмое марта, и Нина посоветовала купить ей унты. В городских магазинах их днем с огнем не найдешь, а здесь — пожалуйста: пимы, унты, кысы — я даже не знаю, что это такое[6]. Мне весь рынок помогал выбирать. Взял какие-то из оленьего меха с вышивкой. А ты-то как?

— Да я подарок давно подготовил, но только не люблю я этот праздник.

— А что в нем такого плохого?