На руинах пирамид

— Что-то ты рано… — начал было Николай, но, посмотрев на часы, удивился: а ведь и в самом деле уже пять часов.

Почему так быстро пролетело время, Францев понять не мог. Он пропустил обед, и Лена даже не позвонила ни разу. Он набрал номер жены.

— Прости, — сказал он, — не приехал сегодня, так закрутился, что время пролетело незаметно. Но сейчас вроде как освободился окончательно.

— А я приготовила обед, прилегла и заснула незаметно, почти два часа проспала, потом проснулась оттого, что кто-то по мне ползает. Степик сам взобрался на мой диван и сестру подсадил. Пришлось подниматься. Поставила им мультик про трех поросят, потом соседский на ту же тему. Степик остался недоволен, сказал, что на самом деле не так все было. Сейчас они смотрят про Чиполлино, пока неудовольствия никто из них не выражает.

— Это плохо, — расстроился Францев. — Теперь папе придется переключаться с Серого Волка на синьора Помидора и петь песни про итальянских партизан.

— Уна маттина, ми сон звельято, — пропела Лена, — о белла чао, белла чао… Это мы в пятом классе на уроке пения учили.

— Ничего себе! — восхитился Николай. — С каждым днем я узнаю тебя все лучше и лучше, и любить начинаю все больше и больше.

«Нива» миновала рынок и уже выходила на трассу, как вдруг Францев увидел молодую женщину и сдал назад. Остановил машину и приоткрыл правую дверцу.

— Олеся, присаживайтесь, я вас довезу.

— Нет-нет, — испугалась женщина, — я пешком как-нибудь.

— Как-нибудь не надо: можно ногу сломать. К тому же вам на Глухую почти пятнадцать минут отсюда шлепать. Садитесь в машину — это приказ.

Женщина села. Николай не стал разворачиваться, а выехал на трассу.

— У «Пятерочки» свернем, — пообещал он, — пешком так дольше, но мы на машине. Вы понимаете, что я хочу у вас узнать?

Олеся кивнула и тут же покачала головой.

— Ума не приложу.

— А то, что вы покрываете преступницу, вам понятно? Не забыли, наверное, что одна такая убивала свидетелей совсем недавно. Вам же не хочется быть жертвой?

Женщина покачала головой.

— Представляете, как расстроится Федор Евсеевич? Он же один совсем останется на свете без поддержки. Тогда жена его сразу съест.

— У нас ничего нет.

— Весь Ветрогорск думает иначе, и народ на вашей стороне. А что мешает ему развестись? Боится старой сварливой жены? Пусть приходит ко мне за поддержкой. Я с ней разберусь.

Олеся вздохнула и кивнула. Федор Евсеевич собирался к лету от нее уйти.

— А что, разве сейчас в вашем доме не топят? — удивился участковый, поворачивая с трассы. — Короче, обещал — значит, помогу. Только и вы мне помогите. Как выглядела та женщина, которая садилась в «Бентли»?

— Она спешила, — тихо ответила Олеся, — и, судя по движениям, была на взводе. Она и дверцей стукнула, когда внутрь села.

— Вы успели за мгновение все разглядеть?

— Почему за мгновение? Я издалека ее заметила, и мы ехали медленно: Федор Евсеевич быстро не ездит, и тогда у нас скорость была километров сорок — не больше. Я на нее смотрела, и когда мы подъехали, она как раз в машину садилась. Села и хлопнула дверцей. У нее еще рука была перебинтована.

— А Федор Евсеевич говорил, что правая ладонь у нее была в белой пушистой варежке.

— Издали так действительно могло показаться, но вблизи я увидела, что ее ладонь перемотана, причем наскоро, так что один конец бинта болтался немного. А еще на ней была шубка выше колен, но юбки не было видно, и сапоги на тонком каблучке. Лица я не видела. Но если на ней была короткая юбка, то вряд ли ей больше тридцати или тридцати пяти.

— Ну не скажите, — возразил Николай, въезжая во двор дома, — некоторые дамы в наше время до глубокой старости носят мини, каблуки-шпильки и узенькие стринги, простите за интимные подробности.

— Это вы на жену Федора Евсеевича намекаете, — улыбнулась Олеся, — но ей всего пятьдесят, и она на пять лет старше Феди.

— Но вы все равно поспешите, — посоветовал Николай, — то есть быстрее принимайте решение. А сейчас вопросов к вам больше нет. Нужна будет помощь, обращайтесь: помогу с большой охотой.

Секретарша Тиркина вышла из машины и, перед тем как закрыть дверцу, заглянула в салон:

— Спасибо. Хоть кто-то за нас.

— Да за вас весь город, — сказал Францев, — уж мне поверьте: я настроение людей знаю.

— Да, — вспомнила Олеся, — шубка той женщины была в снегу, а снегопада в тот день не было.

Глава двадцатая

Францев вошел в дом осторожно, потому что в доме было весело. Тихонько, чтобы не спугнуть радость, прикрыл за собой дверь, снял куртку и ботинки, слушая, как Лена с детьми поют:

И Чиполлино сказал ребятам:

О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!

Все помидоры, всю вражью стаю

Мы превратим в томатный сок.

И трехлетняя Руся тоже кричала от радости:

— Бея чай!

Увидев отца, дети бросились к нему. Николай взял их на руки и спросил:

— Что у вас нового?

— Всё! — громко выкрикнула Руся.

И это было правдой, потому что у детей каждый день всегда что-то новое.

— Степик сегодня пытался читать, — сообщила жена.

— И в чем проблема? — не удивился Францев. — Ведь он все буквы знает.