На румбе 202

Вечером солнце уходит. Утром снова приходит.
Когда уходит солнце — уходят все болезни.
Утром Витя проснется и будет здоровый, как олень весной.
Куда солнце уходит, я знаю из книжек.
Откуда приходят болезни? От плохих людей. На Камчатке
нет плохих людей.
Которые были, — назывались не люди, а волки. Их увезут
с Камчатки.
Летом шумят весенние реки. В зеленых кустах птицы вьют
гнезда.
Летом по Камчатке ходят хорошие люди. Они раскапывают сопки,
чтобы люди на Камчатке жили хорошо.
Зимой молчит река. Берега спрятались под белую шкуру, она
называется снегом.
По снегу скользят нарты, их везут собачки. По снегу идет
охотник, бьет зверя.
Почему падает с неба снег, я знаю из книжек.
Мой отец верил: шаман вызывает на землю снег.
Отец не читал книжек. Я не верю шаманам, я верю книжкам.

Под тихое Лехино пение Витя заснул. Убедившись в этом, Леха выскользнул из палатки.

Спиной к ней у костра сидел Арсений Николаевич. Рядом с геологом примостился Левша. На длинных прутьях они жарили оленину на завтрак и не заметили, как Леха и Коля скрылись за палатками и растворились в вечерней мгле.

В палатке радиста очень тихо. Левша прислушался. Нет, беспокоиться нечего: слышно, как Витя разговаривает с Колей.

— Почему не отпустил бы? Ты ведь тоже очень устал. Ну и иди отдыхай… Коля, а сколько я ни надумывал, что сон мной может случиться в рейсе, о том, что на самом деле случилось, никогда не думал. Я ребятам все больше фантазировал о необитаемых островах. А как называется остров, куда мы высадились? Это колония каких-то империалистов. Я подарил жителям острова свой приемник, и они узнали правду о Советском Союзе. Они взяли да и тоже сделали у себя революцию… Вот бы здорово было… А интервентов выгнали! И написали в Москву… и в мою школу: «Если бы не Витя Шапорин, так бы мы и были… отсталая колония». Коля, ты здесь? Коля, мне холодно. Коля, ты ушел спать? Ну спи! И я буду спать.

— Кажись, yci хлопчiки позасыпали, i хвори, i здорови, — сказал матрос.

* * *

Разбудил Витю знакомый домашний шум. Как будто над их дачей пролетел вертолет. Начались обычные утренние полеты. Витя поймал себя на том, что даже прислушался к шагам за стеной. Вот сейчас откроется дверь, войдет мама и скажет: «Сынок, вставай скорей, попей молочка, пока оно парное, тепленькое». Витя даже чувствует во рту противный, приторный вкус козьего молока и просыпается окончательно.

Совсем светло, сквозь полотно палатки угадывается яркое утреннее солнце. Витя приподнял голову. Какая-то блямба нависла над глазом, мешает смотреть. Глаза начинают косить, и в поле зрения возникает почему-то его собственный нос.

Чьи-то шаги действительно приближаются к палатке. Но не легкие мамины, а грузные, явно мужские.

— Туточки! Сюды, будь ласка! — слышит Витя, голос Левши.

Полог палатки откинулся, и в проходе появилась белая фигура.

«Доктор, — понимает Витя. — Значит, вертолет действительно был».

— Ну, ну, где тут мои пациенты? — мягким баритоном заговорил доктор.

Вите отлично знакомы эти наигранно бодрые, чисто докторские вопросы. Вслед за ними обычно появляется холодный скользкий градусник, а потом зачастую и касторка.

Но на Камчатке и доктора, видно, особые. Опустившись на колени перед Витей, доктор пощупал его пульс, потом придавил двумя пальцами шишку над глазом и, не говоря ни слова, пересел к радисту.

— Немедленно госпитализировать. Погрузим на наш вертолет! — сказал он появившемуся у палатки Арсению Николаевичу.

«Кого госпитализировать? Витю или радиста? Или обоих? И почему доктор ничего не сказал после осмотра? А может, его дела так плохи, что врач не решился высказаться при пациенте? И куда девался Коля? Вечно, когда он нужен, куда-то исчезает. Ведь он не пациент, при нем доктор скажет, кого госпитализировать».

Вите становится очень жалко себя. Он тихонько дотронулся пальцем до шишки, надавил на нее, но почему-то почти не почувствовал боли. Наверно, поврежден нерв, командующий болевыми ощущениями.

Он приподнял голову, и вдруг палатка зашаталась, затрещала, поплыла куда-то вверх. Витя закрыл глаза, чтобы исчезло противное головокружение, а когда открыл, увидел над головой голубое небо.