На рыдване по галактикам

Кончаются эти покатушки не в Яркину пользу: когда пыль и клочья растений оседают, альфа пытается усесться верхом на бешено извивающуюся под ее весом Соколову. Под глазом у амазонки наливается фингал, а челюсть как-то свело набок. Страшно представить, на что тогда похожа несгибаемая колонистова дщерь, которая, очевидно, скорее согласится на вырванные конечности, чем на признание честного и достойного поражения. Наверно, стоит закрыть глаза, чтобы не видеть финального аккорда этого безобразия. И может даже, заткнуть уши… треск костей чертовски неприятный звук. Но тут долину сотрясает поистине нечеловеческий вой, который мог бы исторгнуть, вероятно, лишь тагаранец, обнаруживший покражу пра-пра-прадедушкиного замшелого арбалета. А в следующий миг верхом на альфе восседает уже Соколова, с явным удовольствием выкручивая той руку каким-то наверняка особо жестоким болевым приемом. Толпа дружно ахает.

— Нечего свои псевдоподии тянуть к чужим адамам! — мстительно приговаривает Ярка, сплевывая кровь. Под глазом у нее тоже намечается знатный фонарище, на лбу красуется ссадина, да и левую скулу окрасил отнюдь не девичий румянец, а начинающий багроветь синячина, но боевой задор ничуть не угас. Амазонка пытается сбросить наглое божественное семя, но то посильней нажимает на вывернутую конечность, и судья поспешно свистит. Бабка тоже не из тех, кто сдается, а лечение сломанных костей глиной и травками дело нудное и долгое, и никому взваливать на себя его неохота. Однако почему-то, когда Ярка спрыгивает с поверженной противницы и, прихрамывая, отходит, та со сдавленными стонами хватается вовсе не за руку. Вместо этого она катается по полянке, судорожно держась за пятую точку. И вот тут-то я начинаю догадываться, что Соколова плевалась вовсе не своей кровушкой. Ай, да Ярка-искусательница!

— Адам достается небесной дочери Многоокой Праматери! — сквозь зубы цедит арбитрица. Болельщицы становятся мрачнее грозовой тучи.

— Только не говорите, что за призом опять по скале лезть придется, — ворчит Ярка, с достоинством отряхивая то немногое, что осталось от ее меховой юбочки.

— Ступать по тропа, — буркает судья. Растрепанная и раскрасневшаяся противница Соколовой угрюмо прикладывает под отрепья своей юбки какие-то длинные голубые листья. Местный всеисцеляющий подорожник, видать.

— Рекичински-и-и-и! — вскинув голову и размахивая руками, торжествующе орет Ярка перед тем, как поковылять вверх за своим заслуженным призом. — Теперь-то я точно обставлю тебя в шахматы-ы-ы!

И, осторожно пощупав кончиком пальца припухшую скулу, задумчиво прибавляет:

— Как обнаружилось, небольшое мозготрясение порождает необыкновенное прояснение шахматной мысли…

— Ур-р-ра!!! Мы победили! — ору я, прыгая вокруг Соколовой и энергично потрясая своими гречишными имплантами. — Держи регенератор. А то глаз совсем заплывет.

Пока Ярка бредет по тропе, попутно пыхая целебной финтифлюшкой, я перехожу в последнее решительное наступление.

— А вас предупреждали — отдайте мужиков по-хорошему. Убедились, что до божественных дочерей Многоглазой Праматери вам — как отсюда до галактики Треугольника? — язвлю я, уставившись на набыченную вождицу. — Бластеры гоните! Небесное оружие, что вы отняли у адам. Оно не для ваших кривых коряпок. И демона мы тоже забираем. Будет на небесах великой богине пятки чесать и тапки подносить.

Разгромленные наголову альфы смотрят на нас с бессильной злобой, но требуемое подгоняют. Даже утомленный Играми Вражонок лежит в мешке смиренным кулем, а я и не тороплюсь его выпускать. Пусть Варг решает, что с ним делать, в конце концов, паршивец из-под ареста сбежал. Пока барышни переодеваются в привычную одежду, успеваю позубоскалить над кэпом и остальными. Уходя в переодевалку, все поводки от призов вручили мне, как все еще успешно закашивающему под альфу — передвигаться свободно адамам тут категорически не положено.

— Что, встряли, недочеловеки, писающие стоя? — весело интересуюсь я, намотав веревки на кулак. — Ярка, сколько там продувшие лакийцы женские обязанности исполняют?

— Полный лакийский год, — охотно информирует меня Соколова из зарослей. — А это, к слову, двадцать земных лет.

— Короче, все наряды по камбузу и гальюну — ваши отныне и навеки. А Тася сотоварищи будут возлежать в кают-компании, угощаясь печеньками и угощая мясцом мухоловку. Ну и я вместе с ними. А Вражонок будет нам пятки чесать.

Варг фыркает, дергая бычьей шеей, и едва не выворачивает мне кисть.

— Уж я тебе не только пятки почешу, — глухо басит поганец из мешка. Не церемонясь, отвешиваю ему пинка.

— Завали пасти, или верну тебя назад бешеным феминам.

— Ты-то с чего отдыхать развалишься, Стратитайлер?! — уточняет Вегус, сощурив свои ледяные глаза. — Хоть бы танец с помпонами сбацал для бодрости, трансвеститина конопатая.

— С того, что если б не его изворотливый инженерный гений — кого-то из вас заграбастали б таки амазонские лапищи, — вступается из кустов за меня Соколова. — Тасей-то Нюк управлял. Сестричка Нюкия, то есть. Так что по сути вы принадлежите теперь бортинженеру, капитан Вегус.