На рыдване по галактикам

— Формально, по законам этого дикого мира, я являюсь собственностью кадета Соколовой, так что ей и решать, снимать ошейник с меня или нет. Другим адамам в таких вопросах слова никто не дает, — парирует выпад пилота Рекичински, и я начинаю подумывать, что, пожалуй, альфы нащупали не такой уж ошибочный подход к своему мужского народонаселению. И вообще, не оставить ли обоим призам этот аксессуар хотя бы на недельку, чтобы один научился не скафнить почем зря, а другой — не провоцировать его? Можно подумать, Рекичински мало того, что он и так всех бесит, непременно надо подогревать ежечасно это дружное чувство.

— Следующую партию в шахматы можем сыграть как раз на ошейник, — довольно точно имитирую я бесстрастный тон липового суперкарго, едва сдерживая злорадную усмешку. Потому что таки не шутила насчет шахматного озарения от тумака по лбу. Ну уж эта комбинация, стоившая мне целостности собственной шкуры, просто не может не сработать!

Оставив Баса и Рекичински разбираться между собой, кто ж достоин, а кто нет освобождения из рабских цепей, ускользаю к себе в каюту. Неплохо бы помыться, вычесать из шевелюры клочья нещадно полинявшего в нее пера и разобраться с боевыми фингалами прежде, чем явиться пред беспощадные и не ведающие признательности капитанские очи.

Впрочем, фонари с шишками волнуют меня меньше всего — в конце концов, немало лет они были моими верными спутниками и наверняка здорово обрадовались новой встрече. А уж гнусное охвостье, по недоразумению возомнившее себя светилом гуманоидной медицины, я к себе, разумеется, на пушечный выстрел не подпущу из-за какой-то пары синяков и ссадин. Я бы даже со сломанной ногой теперь крепко призадумалась, стоит ли оно того — больно уж недобро зыркало на меня лимбийское отродье, у которого наверняка в запасе еще куча сомнительных препаратов и адских идеек. Да уж, не ценили мы старину Шухера с его мягким характером и умилительной любовью к человечьим пупкам…

В кают-компанию я являюсь за пять минут до озвученного Варгом времени и застаю там только Рекичински. Остальные, должно быть, еще ликвидируют последствия дикарских спортивных забав. Конечно, он-то по скалам не карабкался, по колючкам не сигал и с альфами не дрался, умыл физиономию да волосы в эту нестерпимо скучную прическу прилизал — и готов. А вот инструмент для снятия ошейника что-то не потрудился разыскать. Или он и это в пику Басу сделал? Типа — выиграла кадет Соколова это сомнительное хитрозадое сокровище, вот и вольную сама ему выписывай принародно?

— До этого прическа была повеселее, — мстительно заявляю я. — А с такой только сниматься на стенд «Они пали во славу Галактического Союза».

— Кажется, теперь я догадываюсь, что услышал Бас перед тем, как обрести багряный оттенок Мю Цефеи[12], — насмешливо приподнимает бровь Рекичински. Это он на что намекает? Не успеваю хорошенько разозлиться, как совершенно некстати всплывает воспоминание о злосчастном, потыренном мною в припадке афродизиачного сластолюбия, ферзе. И о том, что я там несла про глаза этого летучего рогоноса. Бродячие альдебаранские елки, как мне это вот все забыть?

— И как это наш зефировый Отелло вас наедине только оставил? — с порога подкалывает Нюк. Грим с мурзилы он еще не смыл, зато на ходу отдирает от пальцев приставший к ним силикон. Тасю латал, похоже. Ободрать конечности на скалах и зарослях колючек даже сверхпрочная роботесса умудрилась. Та, уже аккуратно причесанная и в чистом передничке, тащит следом полный поднос печенья и чайку — Нюк, видно, решил совместить неприятное с полезным. Даже обещанные мармеладки в вазочке красуются, трясут желейными щупалками.

— Джокордово вымя, сколько ж я уже не видала в этих широтах по-настоящему приятных ксеноморфиков! — пропустив мимо ушей подначку, невольно сглатываю слюну и даже месть Рекичински на радостях откладываю на потом. Следом за сестрицей Нюкией и ее подопечной вваливается и только что помянутый Бас с торчащей дыбом влажной шевелюрой, еще малость вылинявшей и приобретшей пастельный оттенок жевательных конфет «Коборуково молоко». Он недобро зыркает на Уилсона и усаживается так, чтобы оказаться между нами.

Последними являются бортмеханик и капитан Вегус. Цилли насмешливо-невозмутима как всегда, а шрамированная физиономия Варга уже привычно выбрита до блеска. В отличие от модника Нюка, избавляющегося от лишней растительности какими-нибудь лазерными лучами, мазями или там спреями, кэп точно бреется по старинке, металлическим лезвием. Мой дедуля — так тот вообще смертоубийственной даже на вид штуковиной, изготовленной на заказ по прообразу древнего самурайского меча, щетину каждое утро в общей умывалке скоблит, убежденный, что это как нельзя лучше изгоняет дух противоречия из борзых новобранцев.