На рыдване по галактикам

Не имея понятия о сложившейся ситуации, предпочитаю помалкивать, покуда меня никто не спрашивает. Да и Рекичински душить пока обожду. Судя по мрачным мордам кэпа и пилота, тут вовсю идет допрос, и руководит им невысокий мужичок совершенно стандартной среднеземной внешности. Окинув нас с девчонками недобрым таким взглядом — прям Вражонка так живо напомнил! — он поворачивается к Варгу и, постукивая какой-то продолговатой штуковиной по ладони, произносит на хорошем общегалактическом:

— Если вы немедленно не скажете правду, мы будем пытать ваших женщин!

Еле слышное «хрю» с трудом сдерживаемого Соколовой смеха довольно отчетливо отдается в выкрученных на полную имплантах. А у меня от такой идентификации аж в зобу дыхание спирает!

— Вот это мы встряли, сестрица Нюкия, — выдавливает Ярка наконец, уже просто пунцовая от попыток не заржать в голос. Смешно ей еще в такой ситуации, я вот совершенно не хочу участвовать в пытках ни как женщина, ни как мужчина, ни как мультигендер! Блин-печенюха, я что, в самом деле даже без гречишных персей так похож на девчонку?! Или они уже какой-то особо сложный тест на ДНК успели провернуть, пока мы в отключке валялись? Ну, и Цилли туда же, того гляди лопнет! Да и остальные не отстают — щеки дуют, видоискатели пучат. Один Бас, кажется, едва замечает, что женской части экипажа по милости враждебных гуманоидов прибыло: он занят метанием страдальческих взоров на неуместно веселый потенциальный объект пыток и злобных — на наших захватчиков.

Неадекватная реакция на угрозу явно озадачивает ведущего допрос чувака.

— Вам что, смешно? — прищурившись, интересуется он. — Разве земляне не дорожат своими самками?

Тут уж у Соколовой даже уши начинают двигаться от тщетных попыток удержать гогот в себе.

— Ладно, ржите уже… — обреченно вздыхаю я, предусмотрительно убавляя звук. — Какая уже разница — от пыток умереть или от смеха.

— Конкретно за эту… самку… сама Многоокая Праматерь нашлет на вас гнилосыпную паршу и кометную дизентерию, — с усилием выговаривает наконец Ярка и заливается уже в голос, чуть не сгибаясь пополам от хохота. За ней грохают и все остальные.

— Я — наследная принцесса Нюкии-Землянды, и вы крупно попали, засранцы, — повеличественней насупив брови, сообщаю я, поскольку единственный из допрашиваемых могу нормально говорить. — Немедленно отпустите нас! С почестями. И припасами. Или изрядно пожалеете.

— Вот это точно, — подтверждает кэп, проржавшись. — Уж я сколько раз пожалел, что с этой монаршей особой на одном борту оказался. Гальюнной магией владеет. Сортиры запечатывает одним движением жопорук.

— Вы атаковали раритетное, антикварное судно, жемчужину земляндской короны! — добавляю я для увесистости, уже сам с трудом сдерживая ржач. — И будете отвечать перед судом Галактического Союза!

Организатор допроса смотрит на нас, как на душевнобольных, а затем, чуть наклонив голову, негромко говорит что-то на незнакомом языке — должно быть, совещается с вышестоящим начальством. Ну, или с местным доком. На предмет вменяемости добычи.

— Наследная принцесса лично возит на жемчужине королевского флота снаряжение и буры для геологических изысканий? — спрашивает он, вперив в меня свои неприятные зыркалки. Уже и в грузе порыться успели, мародеры!

— Интересы короны — не твое зирково дело… смерд! — припоминаю я старинное оскорбительное слово. Но смерд не оскорбляется — должно быть, не любитель плоского кино, да и о зирках даже краем уха не слышал. Да кто же вы такие, черная дыра вас подери?! Ведь во всех пяти галактиках ни одна из освоивших космос гуманоидных рас настолько не похожа на землян, кроме самих землян и их колонистов.

Не повышая голоса и не меняясь в лице, он говорит:

— Возможно, мы не учли специфики вашей культуры. Поэтому сделаем по-другому, — и без лишних слов тычет штуковиной, которую до этого вертел в руках, в Рекичински. Выплодок санайской кобры судорожно дергается и грохается на колени. Оковы бодро позвякивают, когда ему прилетает второй тычок, и он уже растягивается на полу, трясясь, точно Шухер перед гиперпереходом. Гуманоид на суперкарго даже не глядит — теперь он буквально ввинтил свои невыразительные видоискатели в наши физиономии. Мне-то, конечно, до андромедовой туманности страдания этого поганца. Хоть я и предпочел бы самолично его прикончить. А вот Ярка вдруг совершенно меняется в лице. И в следующее мгновение на ее шкодливой моське появляется совсем не свойственное Соколовой выражение. Антихарактерное, я бы сказал. Кажется, оно призвано изображать забитость и покорность судьбе, но выходит не то чтобы очень натурально. А уж когда она театрально вскидывает ладошку куда-то чуть повыше желудка и ахает, точно лимбиец, которому отрубили интергалактическое вещание на самом интересном месте сериала, я начинаю подозревать изрядный подвох.

— Прекратите! — воздевая свободную от печеночной колики руку к верхней переборке, голосит она. — О Кхара, вы же убьете его!