Минуя сиреневые кусты, я все высматриваю в них знакомых белок — и не только из интереса к инопланетным формам жизни и гуманистической надежды, что они силами «Дерзающего» не обращены в барбекю. Нельзя исключать, что эти очаровашки обладают аппетитом стаи голодных пираний, и любопытство проявляли сугубо гастрономического плана. Однако никто на нас из зарослей не прыгает, и мы довольно спокойно спускаемся к реке. Поток неторопливо струится, петляя между поросших травой берегов, над водой носятся какие-то насекомые с огромными золотистыми крыльями. Непроизвольно передергиваю плечами: на Славии эта братия тоже велика и дивно красива… и при этом совсем даже не прочь отведать кровушки. До прибытия колонистов милейшие упыристые бабочки охотились на местную толстокожую фауну, однако оказались непривередливы и адаптировались к новоприбывшей пище точно так же быстро, как и сами земляне — к славийским деликатесам.
Стараясь держаться подальше от стайки полупрозрачных крылатых созданий, наклоняюсь, чтобы набрать воды. Не успевает щуп с контейнером нырнуть в реку, как оттуда мгновенно вылетает бесхозное щупальце и норовит любовно обвиться вокруг моей шеи. Хорошо еще, что рефлексы у меня выработаны родной планетой, которая тоже богата сюрпризами, а не цивильной Землей, где вся живность давно переписана, каталогизирована и ведет себя приличнее гомо сапиенсов. Я успеваю не только отпрянуть, но и выдернуть контейнер с пробой. Щупальце исчезает так же стремительно, как и появилось, и снова воцаряется пасторальная атмосфера райского уголка, в которой лишь лениво журчит река да шелестят своими золотыми крылами гибриды стрекоз и саранчи. Мгновенно выхватившая бластер Цилли держит под прицелом вновь совершенно мирную и безобидную заводь, романтично так розовеющую в лучах склоняющегося к горизонту светила.
— Пробу успела взять? — спрашивает бортмех и, когда я киваю в ответ, постановляет экспедицию свернуть: близится вечер и кто знает, какая еще фауна, уважающая добрую ночную охоту, вылезет из своих нор. Соблюдая все предосторожности, подобающие разведчикам свежеоткрытого недружественного мира, возвращаемся к застывшему на выжженной полянке рыдвану. У границы лиловых зарослей моего обоняния вдруг вкрадчиво касается знакомый до урчания в желудке аромат. Стихийно возникшее недоумение, откуда бы ему взяться тут, на околице чужой галактики, прерывает резонный вопрос: а как я, собственно, вообще что-то могла учуять? В захлопнутой наглухо сфере-то? Это ж простецкий термак, а не супернавороченный скафандр с системой распознавания запахов.
Начинаю настороженно озираться по сторонам и тут замечаю неприглядненькое растеньице, скромно притулившееся у протоптанной нами тропы. Оно напоминает блеклый подсолнушек, растерявший лепестки, зато прямо над ним — удивительное дело — как ни в чем не бывало реет тарелка, полная бабулиных румяных пирожков с мясом… а может, и с грибами. Да и с ягодами у нее весьма и весьма недурны…
— Цилли, что ты там видишь? — тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, спрашиваю я, ткнув пальцем в сторону парящего в воздухе кулинарного шедевра. Бортмех, повернувшись в указанном направлении, на секунду застывает. Бьюсь об заклад, она сейчас тоже втягивает ноздрями божественный аромат какой-нибудь нямки из глубин своей памяти. Бифштекса там какого, национального… с кровью, шерстью и когтями неосторожного хищника.
— Добротный глюк, — выносит вердикт она. — Интересно, за счет чего создается? Зачатки сенситивных способностей — это уже шаг вперед по сравнению с обычными заманухами плотоядных растений. Может, они тут самые разумные и есть.
Мы обходим цветок стороной, и через несколько шагов манящий запах пирожков безвозвратно меня покидает. Радиус воздействия у любителя чужой плоти, по всему видать, невелик. По пути к реке мы прошли несколькими метрами дальше — и никаких галлюцинаций нас не посетило. Правда, может, он с закатом активизируется?
До корабля добираемся без происшествий. И там, как ни странно, все тоже без традиционных ЧП. Впрочем, вероятно, дело в том, что все, кто способен их спровоцировать, погружены в крепкий сон. Док с его отпрыском, Бас и Рекичински продолжают почивать, надежно запертые в капсулах, Нюк дрыхнет без задних ног в своей каюте. И только Тася с упоением заканчивает расшивать очередной чехол для кресла золотыми мухоловками. Для капитана расстаралась. Надеюсь, хоть это малость смягчит его потрепанное в боях с рыдваном и раздолбайским экипажем сердце, когда мы бодро доложим обстановку…
На планету опускается вечер, и, пока светило не вернется на небосклон, за пределами корабля делать нечего. Так что, отправив все собранные образцы на анализ, я тоже топаю спать. По расчетам Бо, рассвет наступит не раньше, чем через двенадцать стандартных часов, так что пока можно со спокойной душой последовать примеру и.о. капитана и пополнить сонное царство своей персоной. В конце концов, всем известно: чем больше кадет спит, тем меньше от него вреда.