На семи дорогах

— Заткнись! грубо оборвал его Чоллек, он сунул оружие в кобуру. — Я у тебя спросил: ты дохтор? Оглох, что ли?

— Да, я врач! — ответил резко Семен Андреевич. — А в чем, собственно, дело?

— Живот можешь разрезать?

— Могу. Что еще скажешь?

— У меня нет времени болтать с тобой. Бери свои инструменты и садись на коня. Мы должны срочно ехать, чтобы успеть.

— Кто вы такой?

— Неважно.

— В конце-концов, должен я знать, куда мы едем?— сказал Иванов.

— Я — это я. А едем мы под небом, по земле. Сирота, приведи ему коня—приказал Чоллек Иламану, который стоял за дверьми.

— У меня нет никаких инструментов. Видите ли, уже несколько лет я занимаюсь совсем другим предметом — микробиологией, — произнес Иванов.

Чоллек понял, что это правда, и изменился в лице от досады.

— Если нет у тебя, найди у кого-нибудь.

— Куда я пойду среди ночи?

— Если ты меня обманываешь, — с расстановкой проговорил Чоллек, — тебе придется худо. Я застрелю тебя.

— Воля ваша.

— Нет, дохтор, на легкую смерть не надейся. Ты будешь жить, но будешь всю жизнь проводить в страданиях. Я убью этих детей, прижавшихся к твоей груди. У тебя всегда будут стоять перед глазами их окровавленные трупы, а в ушах будут звучать проклятия их родителей.

Чоллек снова вытащил маузер и сделал короткий шаг назад.

— Ну что, дохтор, найдешь инструмент?

— Дай мне один час срока. Пойду в больницу и там раздобуду, что нужно.

— Пусть будет по-твоему, дохтор, — согласился басмач. — Я дам тебе хорошего, доброго скакуна. Кстати, если хочешь, можешь и не возвращаться. Можешь обо всем сообщить большевикам в буденовках, Я не против. Только запомни, если ты не вернешься через час, я обязательно исполню то, что сказал.

Семен Андреевич отдал близнецов матери, онемевшей от горя, и вышел на улицу. Садясь на коня, которого ему подвели, он услышал в открытую дверь слова Чоллека:

— Жизнь твоих детей, молодуха, зависит от этого дохтора, она в его руках. Если он вовремя не вернет ся, я убью обоих щенков.

От этих слов Иванов содрогнулся,

— Спеши, дохтор, — бросил Чоллек, выглянув в дверь и указывая рукой на дорогу. — Времени у тебя немного, меньше часа осталось.

Иванов подхлеснул лошадь и поскакал по ночной дороге, оставляя за собой смутно белеющие клубы пыли.

Больница находилась недалеко. Едва он, тяжело дыша, вошел в дверь, его забросали ненужными вопросами:

— Товарищ Иванов, что вы так поздно приехали?

— Что-нибудь случилось?

— Красивая лошадь, чья она?

— Зачем вам, микробиологу, операционные инструменты?

Волей-неволей Семен Андреевич вынужден был отвечать коллегам, не мог перед ними отмалчиваться. Он пояснил, что, хотя хирургией сейчас и не занимается, она остается его основной профессией. А инструменты ему понадобились для тяжелобольного. Но, как бы там ни было, он постарается вернуть их в больницу в назначенный срок.

Когда Чоллек со своими нукерами, прихватив с со-бой возвратившегося Иванова, выехали со двора, из дома учителя раздался плач детей — до этого они молчали. Их мать, крича, принялась звать на помощь людей.

«Село разбросано, люди перепуганы, — подумал про себя Иванов. — Пека кто-нибудь решится прийти •на помощь, пройдет в лучшем случае два часа, не меньше».

— Слышишь? Они тебя оплакивают, — проговорил Чоллек.

— Слышу, — ответил спокойно доктор. — Теперь я понял, как был им дорог. Извини, но я думаю, если бы мы поменялись местами, за тобой бы никто так не убивался.

— Если мне придется тебя убивать, я начну с твоего языка, — как бы между продам проворчал Чоллек.

Больше басмач не задавал Иванову никаких вопросов, только вонзил шпоры в коня.

Иламан важно сидел на коне сзади Иванова. Ноздри мальчика щекотал приятный запах одеколона, идущий от одежды Семена Андреевича.

Через какое-то время впереди послышался топот, и в лунном свете показался небольшой конный отряд. Это был Менджак с пятью-шестью всадниками. Развернув коня, он поехал рядом с Чоллеком.

— Может, мои хлопоты с доктором напрасны, боль ной умер? — спросил Чоллек.

— Он жив. Пока никаких изменений, сердар, не произошло, — ответил Менджак, — Только вот его отец...

— Что?

— Совсем обезумел. Сам не знает, что делает, что говорит.

Приехали на место.

Слезли с лошади, Семен Андреевич принялся распоряжаться. Он заставил людей разровнять невысокий бугор, чтобы приготовить из него операционный стол. Затем, чтобы не поднималась пыль, велел полить вокруг водой.

Когда все необходимое было сделано, велел разжечь шесть небольших костров вокруг операционного стола.

После этого Иванов надел взятую с собой хирургическую форму и заставил всех, кто будет присутствовать при операции, надеть повязки из марли и ваты.

Костры давали мало света, но удалось отыскать еще с десяток коротеньких свеч. Именно при их свете должен был действовать скальпель хирурга.

Перед тем как приступить к операции, Семен Андреевич сдвинул со рта повязку и обратился к отцу страдающего юноши, который еле слышно стонал.