Читаем На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима полностью

Когда Август объявил амнистию всем оставшимся в живых сторонникам Брута, Гораций возвратился в Рим. Здесь ждали его те же лишения и невзгоды, с которыми он свыкся в годы скитаний. Отец давно умер. Все имущество оставшееся в наследство после смерти отца, было конфисковано в пользу ветеранов армии. Средств к существованию не было.

Чтобы заработать на хлеб, Гораций вступил в коллегию квесторских писцов. За ничтожное вознаграждение он переписывал протоколы, счета, тексты государственных постановлений.

В конце своей жизни поэт вспоминал свою бедную юность и первые стихи, которые он писал в те трудные годы:

Но оторвали от мест меня милых годины лихие:К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутойБыл вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского домаНет, ни земли — вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,Начал стихи я писать…(Пер. Н. С. Гинцбурга.)

Постепенно Гораций превратился в профессионального поэта. Его стихи начали распространяться в Риме, они переписывались и переходили из рук в руки. Новый талант быстро приобрел популярность. Произведения Горация привлекли внимание многих любителей поэзии.

Поэт познакомился и близко сдружился с Вергилием, который стал первым покровителем бедного чиновника и ввел его в литературный кружок Мецената. В этом кружке бывали и автор любовных элегий Проперций, и поэт Луций Варий, написавший поэму «На смерть Юлия Цезаря», и Тит Ливий, написавший историю Рима в 142 книгах, и Азиний Поллион — полководец и оратор, историк и критик, автор трагедий и основатель первой общественной библиотеки в Риме.

Когда Вергилий познакомил Горация с Меценатом, тот сразу оценил блестящее дарование молодого поэта, но не скоро приблизил его к себе, помня о его прежних республиканских увлечениях. Только через год Меценат пригласил Горация в свой дом и предложил поэту принять участие в путешествии в Брундизиум. Гораций стал одним из самых активных участников литературного кружка Мецената.

Меценат осыпал поэта своими щедрыми милостями. Он подарил Горацию небольшое поместье в Сабинских горах под предлогом вознаграждения за потерю имения отца. Кончились годы скитаний и нищеты. Гораций мог всецело отдаться поэзии.

В первые годы своего творчества Гораций почти не упоминал об Октавиане. Когда Меценат предложил Горацию прославить победу Августа при Акциуме, поэт ответил: «Я не чувствую призвания быть Гомером ваших подвигов!» Он продолжал встречаться со своими товарищами по лагерю Брута. Но постепенно Гораций все реже высказывал симпатии к своим бывшим единомышленникам и все чаще одобрял реформы Октавиана.

Гораций понял, что восстановление Республики невозможно, что во время гражданской войны спор шел лишь о том, кто будет управлять Римом — Антоний или Октавиан, и скорее сочувствовал последнему.

Прошло шесть или семь лет с тех пор, как Гораций познакомился с Меценатом, когда тот представил его Октавиану. Император сумел приблизить к себе поэта. Под непосредственным влиянием Октавиана Гораций создал многие свои стихотворения. В них прославлялся новый режим и восторженно воспевались заслуги Октавиана.

На первых порах Горация могла обмануть демагогическая политика Октавиана. Ему было приятно слышать, что его покровитель возрождает республиканские свободы. Потом он понял, что все это были лишь красивые фразы, но было поздно: не было в Риме ни свободы, ни открытой политической борьбы, не было ни малейшей возможности бороться или критиковать новый монархический строй.

Август высоко ценил поэтические заслуги Горация. Считая его одним из лучших поэтов Рима, император многое прощал ему и непременно хотел сохранить его симпатии на своей стороне. Внимание к Горацию особенно усилилось после смерти Вергилия, когда Гораций стал первым поэтом в кружке Мецената.

Прочитав один из сборников стихотворений Горация, Октавиан писал поэту: «Знай, что я на тебя сердит за то, что в стольких произведениях такого рода ты не беседуешь прежде всего со мною. Или ты боишься, что потомки, увидев твою к нам близость, сочтут ее позором для тебя?»

Мраморный бюст из Помпей, по предположению ряда ученых, — портрет Горация.

Император предпринимал неоднократные попытки привлечь Горация ко двору. В одном из писем к Меценату он писал: «До сих пор я сам мог писать своим друзьям; но так как теперь я очень занят, а здоровье мое некрепко, то я хочу отнять у тебя нашего Горация. Поэтому пусть он перейдет от стола твоих параситов к нашему царскому столу и пусть поможет нам в сочинении писем».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука