Читаем На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима полностью

Предложение Октавиана стать его секретарем сулило Горацию и почет и выгоды. Поэт деликатно, но твердо отказался. Октавиан не перестал после этого проявлять дружеских чувств. «Хотя ты, гордец, относишься к нашей дружбе с презрением, мы со своей стороны не отплатим тебе надменностью», — писал он Горацию.

Октавиан часто приглашал Горация к себе: «Располагай в моем доме всеми правами, как если бы это был твой дом: это будет не случайно, а только справедливо, потому что я хотел, чтобы между нами были именно такие отношения, если бы это допустило твое здоровье». Гораций часто бывал в доме Октавиана, читал ему стихи, беседовал на разные темы, и тот вновь пытался связать поэта какими-нибудь служебными обязанностями. Он писал Горацию:

«Возьми себе какую-нибудь должность при мне, хотя бы для того, чтобы стать постоянным моим собеседником».

Но Гораций всякий раз дипломатично отклонял предложения императора. Он не хотел лишаться даже той видимости свободы, которую давало пребывание в его сабинском имении. Придворная жизнь, политические интриги, демагогия, зависть и ложь, борьба за карьеру, богатство и власть — все это было Горацию чуждо.

Друг Вергилия и Мецената, Гораций одобрял деяния Октавиана и стал его придворным поэтом. Он вел такую же светскую жизнь, как и его покровители. Он путешествовал вместе с ними. Он блистал остроумием при дворе Октавиана. Он читал свои стихи, гуляя по знаменитым садам Мецената. Он пировал вместе с ними, развлекался в театре и цирке, вел беседы на философские и литературные темы. После окончания гражданской войны Гораций, как и многие, наслаждался всеми радостями мирной жизни. Он верил, что наступил наконец золотой век, и с надеждой смотрел на грядущее Рима.

Но вместе с тем в нем не умер еще прежний Гораций. Сын бедного вольноотпущенника, ученик сурового Орбилия, сторонник Республики и друг Брута, Гораций не мог не видеть отрицательных сторон единовластия. Он знал, сколько творится жестоких и несправедливых дел. Он видел, как плохо живут бедняки и как погрязли в разврате и золоте богачи. И тогда он бежал из Рима в деревню, месяцами не возвращался в столицу, ссылаясь на болезни, искал утешений в красотах деревенской природы, старался забыться, предаваясь философским и литературным занятиям. Неужели он ошибся, перейдя на сторону Октавиана? Неужели он зря изменил своим политическим взглядам, своим идеалам? И чтобы скрыть от себя самого эту непоследовательность, Гораций стал исповедовать и проповедовать новую философию, сущность которой заключалась в том, что человек, особенно поэт, не должен вообще заниматься политикой.

С годами Гораций все реже покидал свою сабинскую виллу и все неохотнее появлялся в столице мира. Меценат неоднократно упрекал его в этом и просил чаще навещать его в Риме. Поэт обычно ссылался на плохое здоровье.

Иногда Меценат бывал слишком нетерпелив и требовал возвращения Горация в Рим. Поэт не всегда сдерживал свою досаду и раздражение. Так, в одном из посланий к Меценату Гораций пишет, что он хотел бы всю зиму провести в деревне, и тут же приводит басню про хорька и полевую мышь:

«Полевая мышь как-то раз забралась в хлебный амбар через узкую щель. Она там отъелась, разжирела и безуспешно пыталась выбраться из амбара.

— Если хочешь пролезть обратно, — сказал ей издали хорек, — то ты должна похудеть и выползти через щель такой же тощей, какой ты вползла».

Гораций далее пишет, что если смысл этой басни относится к нему, то он готов отказаться от всех даров Мецената, если они лишают его покоя и свободы.

Меценат прощал поэту подобные вольности. Они любили друг друга. Их связывала многолетняя глубокая дружба. Уже дряхлеющий Меценат все чаще обращался к Горацию и, по-видимому, действительно скучал без него.

В своем завещании Меценат писал перед смертью Октавиану Августу:

«Помни о Горации Флакке не меньше, чем обо мне самом».

Гораций отвечал своему покровителю теми же чувствами. В одной из своих од поэт называет Мецената половиной своей души, говорит, что ему эта дружба дает радость и опору в жизни, и уверяет Мецената, что даже смерть не может их разлучить:

В один и тот же день со мною ты умрешь!Недаром я клялся в душе нелицемерной:Иду, иду с тобой, куда ни поведешь,Последнего пути твой сотоварищ верный!(Пер. А. А. Фета.)

По странной случайности клятва поэта исполнилась: в 8 г. до н. э. умер в Риме Каи Цильний Меценат, и через два месяца после этого в возрасте 57 лет скончался его друг Квинт Гораций Флакк. Прах поэта был погребен на Эсквилинском холме, рядом с могилой Мецената.

Война и мир

Кто это был, что мечи ужасные выдумал первый?

Что за жестокий он сам, что за железный он был!

Тибулл.


Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука