На сердце без тебя метель... (СИ)

И только тяжело опустившись на диван в салоне усадьбы, Пульхерия Александровна тихо расплакалась, что-то приговаривая себе под нос. Из ее бессвязного бормотания Лиза сумела разобрать только «кровь», «голова», «insens'e»^[179] и «Николя на тебя нет!..». Девушка сидела подле несчастной старушки, сжимая ее руку и прислушиваясь к удивительной тишине в доме. Нынче многие в усадьбе получили полдня свободы и ушли к озеру, чтобы повеселится на гуляниях и пройтись среди лотков. Даже привычных глазу лакеев не было возле дверей, и это наполняло душу странным беспокойством, которое вместе со страхом за жизнь Александра являло собой поистине чудовищную смесь.

— У вас дрожит рука, — вдруг отчетливо произнесла Пульхерия Александровна, устало откинувшись на спинку дивана.

Лиза молча поднялась и взяла с соседнего кресла подушки, чтобы подложить для удобства под спину старушке.

— Ma ch`ere, позвоните, чтобы подали настойки, — поблагодарив улыбкой за помощь, попросила Пульхерия Александровна и закрыла глаза. — Только бокальчик вишневой способен успокоить мои расстроенные нервы…

Лиза долго звонила, но никто так и не явился на зов. Пульхерия Александровна с несвойственным ей раздражением заявила, что тогда сама пойдет в буфетную, потому девушка поспешила заверить, что готова с удовольствием послужить ей. Что и сделала, радуясь, что это нехитрое занятие хотя бы на миг отвлечет от мыслей о крепости.

По словам Пульхерии Александровны, запасной ключ от буфета лежал наверху за резной гроздью винограда. Лиза без особого труда его отыскала и открыла створки, а после по запаху нашла среди графинов с настойками темно-бордовую вишневую.

Она бы ловко налила настойку в бокал на высокой ножке, который нашелся в горке. Ведь ей столько раз приходилось готовить горький лечебный настой для Лизаветы Юрьевны по ночам! Но звук резко открывшейся двери в соседней малой столовой заставил руку дрогнуть, и несколько капель упали на полированную поверхность буфета.

— Тимофей Матвеевич будет недоволен сим вторжением в его владения, — произнес голос Александра, намекая на отсутствовавшего буфетчика.

Он стоял в дверях буфетной, лениво прислонившись плечом к косяку. Лиза с удивлением отметила, что его одежда была насквозь мокрой, судя по тому, как облепил батист крепкие руки. И тут же отставила бокал и графин, боясь, чтобы дрожь, которая охватила ее тело при появлении Александра, не стала для него такой явной.

— Я… я желала послужить вашей тетушке. Она просила… — Лиза попыталась объясниться, но Александр жестом заставил ее замолчать. А потом медленно двинулся к ней, не отводя взгляда от ее лица. Встал на расстоянии ладони, неприлично близко, но разве Лиза была в состоянии в тот миг думать о приличиях?

— Почему на вас мокрая одежда? — спросила она первое, что пришло в голову, заставляя его губы изогнуться в улыбке. Темные глаза под растрепавшимися влажными прядями так и блестели плохо сдерживаемым смехом.

— Потому что победителя крепости по обычаю окунают в прорубь, — ответил ей Александр, и она глупо уточнила, словно это было непонятно из его реплики:

— Вы взяли крепость?

— Взял. И теперь я требую у вас свой выигрыш, Лизавета… Петровна.

«Он смеется надо мной, как обычно!» — вмиг рассердилась Лиза после этой намеренной паузы. Для него все происходящее было лишь забавой. И ни единой мысли, что эти забавы могут принести боль кому-то из близких ему людей.

Александр протянул руку, вынуждая Лизу, как выигрыш, вложить в нее свою ладонь. Она подчинилась ему, прикусив от злости нижнюю губу и отводя в сторону взгляд, когда он тихо проговорил знакомые слова:

— Cela ne veut rien dire?^[180]

Злость вмиг улетучилась, когда, коснувшись широкой ладони Александра, Лиза мельком взглянула на него и заметила кровавую ссадину под глазом и еще одну подле виска. Одна рука дрогнула легко на его руке, вторая же помимо воли взметнулась к ссадине у волос, чтобы бережно коснуться ее кончиками пальцев.

При этом Александр как-то странно выдохнул и прикрыл глаза, и Лиза тут же встревожилась, что причинила ему боль. Он вовремя сжал пальцы, захватывая в плен руку, предложенную ему в знак капитуляции, другой же рукой успел поймать ее пальчики у своего виска, накрывая те ладонью и прижимая к холодной коже. А потом потянул их вниз, и, повернув голову, коснулся лицом тыльной стороны, прямо у основания пальцев, обжигая своим горячим дыханием. И тогда пришел черед Лизы для прерывистого вздоха, когда вмиг разлился в крови огонь, сметающий на своем пути любые доводы и преграды.

Губы Александра пробежались вдоль всей кисти — по ладони до местечка, где неудержимо бился пульс, выдавая ее волнение. А потом он медленно повернул голову и заглянул в широко распахнутые глаза Лизы, в которых так легко читались потрясение перед происходящим и желание, чтобы он никогда не отрывал своих губ от ее кожи. И она поразилась тому, что прочитала в глубине темных глаз, когда блеск смеха уже более не скрывал его чувств.

— Cela ne veut rien dire?

— Oh que non!^[181]