— Вы так уверены в своей неотразимости? — Лизе хотелось ответить Дмитриевскому в той же легкой манере, с которой он вел этот балансирующий на грани приличия разговор, но ее голос прозвучал совсем не так. Вовсе не соблазнительно, а как-то наивно и глупо.
— До сих пор не доводилось в ней сомневаться.
Лиза не смогла сдержать улыбки, а потом и вовсе легко рассмеялась, вторя его тихому смеху. И смех этот, как она видела, совершенно расстроил mademoiselle Зубову, услаждавшую их слух игрой на клавикордах. Но спустя всего лишь миг Лиза перестала смеяться, когда услышала шепот своего собеседника:
— Когда вы так улыбаетесь, даже самый хмурый день способны озарить светом.
Это прозвучало бы как самый заурядный комплимент, если бы Александр не добавил после некоторой паузы с удивительной серьезностью и в голосе, и во взгляде:
— Для меня озаряете…
Девушка растерялась от его прямоты и готова была поклясться, что покраснела, ведь щеки стали такими горячими. Она даже не знала, что следует сказать, как повести себя, и опомнилась только после его короткого «простите».
— За ваши слова? — еле слышно пролепетала Лиза и тут же снова попала впросак, когда он покачал головой, улыбаясь ей, будто несмышленому ребенку.
— За мое поведение давеча. За мои слова, что могли вас обидеть, за смелость моих поступков. Я, верно, напугал вас… Но вы не должны думать, что отныне моя библиотека для вас закрыта. Та книга…
Тут уж Лиза совсем залилась краской, потому что вспомнила о книге, которую по ошибке выбрала прошлым вечером. Нынче перед завтраком она успела тайком проскользнуть в библиотеку и отыскать ее среди прочих. Девушка хорошо запомнила позолоченный кант на красной ворсистой ткани переплета, и ей не составило труда найти этот злосчастный роман на самой верхней полке одного из шкафов. Ошибкой было вернуть книгу в тот же шкаф или полагать, что женское любопытство не вернет ее к этим полкам.
А потом из жара Лизу вмиг бросило в холод. Ведь следующие слова Александра показались такими двойственными по смыслу:
— Некоторые книги таят под своими обложками настолько опасные тайны, что их открытие способно многое изменить. О, Зазнаевы, судя по всему, готовы почтить меня словами прощания и благодарности за нынешний прием… Прошу простить меня, Лизавета Петровна…
Дмитриевский отошел к гостям, а Лиза еще некоторое время смотрела на них, не видя ни поклонов, ни рукопожатий, ни вежливых улыбок, сопровождающих прощальные слова.
Отчего ей на короткий миг показалось, что Александр говорил о том письме, что лежало под обложкой сочинения Ричардсона? Что он догадывается о странной паутине, что старательно плетется вокруг него?
А еще она думала о том, что впервые совершенно забыла о письме, которого ранее ждала бы с таким нетерпением.
Глава 16
— O bon Dieu! Я уже успела позабыть, каков он может быть… — вдруг раздался удивленный голос Пульхерии Александровны, заставив Лизу даже вздрогнуть от неожиданности. Она-то была уверена, что старушка все это время мирно дремала.
Девушка тут же обернулась, потеряв всякий интерес к прощанию Александра с Зазнаевыми. Пульхерия Александровна смело встретила ее любопытный взгляд и добродушно улыбнулась. Эта улыбка сияла не только в слегка выцветших светлых глазах, но и в лучиках морщинок, которые ничуть не портили ее лица, до сих пор хранившего печать детской непосредственности. Лиза невольно улыбнулась в ответ.
— Он не был таким с той самой поры… — старушка столь многозначительно замолчала, что Лиза сразу поняла, о чем та собиралась сказать.
Уголки губ девушки чуть дрогнули — сравнение с той, что прежде так щедро была одарена любовью Александра, неприятно царапнуло душу.
— Это все от сходства нашего и только, — она рассеянно пожала плечами, при этом всем своим видом выражая заинтересованность и подталкивая свою собеседницу продолжать.
— Вы ошибаетесь, ma ch`ere mademoiselle, — покачала головой Пульхерия Александровна, явно недовольная, что была неверно понята своей собеседницей.
Лиза вдруг испугалась, что старушка сейчас заявит, насколько хороша была покойница в сравнении с ней. И потому поспешила задать вопрос, что так и крутился на языке с момента, когда она впервые увидела портрет Нинель.
— Расскажите о ней… Какая она была?
— О! — Пульхерия Александровна откинулась на спинку канапе, радуясь, что представилась возможность без всяких недомолвок поговорить о прошлом. Теперь, когда она не видела в глазах Alexandre той тени, что заслоняла собой настоящее, можно было выпустить на волю воспоминания, которыми она особенно любила делиться.