На сердце без тебя метель...

«Вообрази мое безграничное удивление, ma chérie, — писала к Лизе Натали. — Я не успела даже толком обдумать stratégie и обсудить ее с La tête bien, как все пересуды разом прекратились. Говорят, сама mamaп накинула платок на грязный рот известной нам особы. Что именно было сказано — никому неведомо, но ce sera fait…^[420] А вскоре Зубовы вообще должны покинуть Москву. Говорят, руки mademoiselle Lydie попросил какой-то молодой помещик из Калужской губернии, и она ответила ему согласием»

Лиза тоже безмерно удивилась, прочитав эти строки. Ведь на письмо с известием о венчании своей воспитанницы графиня не ответила. И впредь общения не поддерживала, а принимать визиты Дмитриевских во время их редких наездов в Москву всячески уклонялась, ссылаясь на слабое здоровье. Но при встрече все же снисходила до едва уловимого намека на кивок, окидывая обоих цепким взглядом через лорнет. При таком прохладном отношении Лиза и не ждала от графини поддержки. Поэтому с чувством глубокой признательности попыталась в очередной раз наладить отношения и написала Щербатской благодарственное письмо. Но письмо ее осталось без ответа, равно как и Лизавета Юрьевна осталась верна принятым когда-то решениям.

Впрочем, дело было не только в слухах. Нрав Александра особо не переменился. Люди по-прежнему шептались за его спиной, он открыто насмешничал и даже в обществе не пытался нацепить маску учтивости, что вызывало очередную волну обсуждений.

— Зачем ты делаешь это? — пеняла ему всякий раз после выхода в свет Лиза. — Ты даже не пытаешься быть любезным, Саша. Так нельзя! Я понимаю, что тебе неприятно всеобщее внимание к твоей персоне…

— Лицемерие и фальшь, — поправил жену Александр, осторожно отводя в сторону ее локоны, чтобы коснуться губами шеи. — Мне неприятны лицемерие и фальшь.

— D’accord, лицемерие и фальшь, — покорно повторяла за ним Лиза, стараясь держаться темы разговора и не обращать внимания на предательство собственного тела. — И все же. Ты не можешь переделать людей вокруг себя. И ты должен подумать о Наташе. Настанет время ей выезжать в свет. Кто же посватается к девице при таком отце?..

— Тот и будет хорош, кто смелости наберется, — усмехался в ответ Александр, расшнуровывая сорочку на ее груди и запуская руку под тонкое полотно. — А кто не осмелится, и даром не нужен Наташе, верно?

И Лиза не могла не согласиться с его доводами. Особенно когда он стягивал сорочку до талии и начинал целовать плечи и грудь. Кто мог бы и далее продолжать спор при таких обстоятельствах?

— …Помилуй нас, Боже по велицей милости Твоей, молим Ти ся, услыши и помилуй…

Голос диакона вновь возвратил Лизу под своды храма, и она залилась румянцем стыда за свои грешные мысли во время литургии. Даже вздохнула глубоко пару раз, что не осталось незамеченным для Александра. Не страдая молитвенным рвением, он, как обычно, откровенно скучал во время службы. И теперь бросил на нее встревоженный взгляд, безмолвно вопрошая, все ли в порядке. Лиза поспешила ответить легким кивком.

Жаль, что за молитвой никто не увидит сейчас, как внимателен и заботлив может быть граф Дмитриевский. Как не видели и его отношения к Наташе, совсем уж диковинное для человека его положения. Лизу до сих пор удивляла трепетная любовь мужа к их первенцу, темноволосой и голубоглазой дочери, появившейся на свет весной 1831 года.

Правда, такая сильная любовь пришла не сразу. Пока Наташа не встала крепко на ножки, Александр редко бывал в детской, боясь ненароком повредить младенчику, как признался однажды жене. Но когда дочь подросла, он очень к ней привязался, и порой Лизе казалось, что Наташа любит отца более матери, давшей ей жизнь. Справедливости ради стоит отметить, что девочка была с ней очень ласкова, но времени больше проводила с отцом. Особенно сейчас, когда Лиза носила второго ребенка и часто не могла сопровождать их на прогулках.

Словно в подтверждение ее мыслям Наташа посмотрела на Александра и расплылась в широкой озорной улыбке, когда он подмигнул ей в ответ.

«Ох, как же они похожи», — подумала Лиза, снова отвлекаясь от службы. Ей было по сердцу, что муж и дочь стали так близки, но порой все же возникали опасения, что Александр чересчур снисходителен к ребенку. Беспокоила и Пульхерия Александровна, уже успевшая раздать Наташе все свои драгоценности. Разве ж должно так воспитывать? Но Лиза уже по привычке одергивала себя за эти мысли, вспоминая строгое воспитание в доме графини Щербатской. Такого своей девочке она определенно не желала. Пусть лучше растет в любви и ласке.