На сердце без тебя метель...

В эту минуту он выглядел совсем иначе. Он смеялся так открыто и заразительно, что Лиза сама невольно улыбнулась в ответ. Хотя и злилась на своего собеседника за этот смех, подозревая, что сама-то и послужила его причиной.

Ужасный человек! Отсмеявшись вволю, он даже не извинился за свой порыв. Просто улыбнулся ей широко своей удивительной улыбкой, которую дарил до сих пор только Пульхерии Александровне. Взял растерянную и взволнованную Лизу за руку и легко погладил ее ладонь.

— У вас холодные руки, — произнес он, чуть сжимая пальцами ее кисть, полностью накрывая ту своей широкой ладонью. — Ступайте в салон к tantine, полагаю, она уж заждалась вас…

Более Александр не произнес ни слова. Отступил, выпустив из пальцев ее руку, и, коротко кивнув на прощание, направился размашистыми шагами к дверям. Но перед тем, как притворить за собой створки, он вдруг снова удивил ее, внимательно провожающую его взглядом:

— Смею надеяться, что увижу вас нынче вечером за ужином…

И не дожидаясь кивка или иного ответа, резко затворил створки дверей. Словно уже знал, что Лиза не сможет отказать ему или возразить. Или не желал даже слышать возражений. Вежливая реплика, несущая в каждом слове приказ.

— Un terrible homme, — произнесла Лиза, снова отворачиваясь к затянутому морозными узорами окну. Она безмерно досадовала на себя, что наблюдала за ним, не отводя взгляда, а он заметил это. И на иной тон, которым произнесла эти слова. Уже не резко и зло, а мягче и чуть лукаво.

Что с ней происходит? Девушка приложила ладони к щекам и с удивлением обнаружила, что та рука, которую Александр согревал теплом своих пальцев, не такая ледяная, как другая. Прикусила губу, чтобы не расплакаться, вспомнив его взгляд, когда он накрывал своей ладонью ее руку. Не думать… не думать и не жалеть! И резко приложила руку к оконному стеклу, со странной злобой наслаждаясь тем, как быстро уходит из пальцев тепло, подаренное его лаской, как снова сковывает нежную кожу зимний холод.

В салон к Пульхерии Александровне Лиза не пошла. Некоторое время посидела в одиночестве на скамье в бельведере, отрешенно наблюдая за закатом, а после свернула к библиотеке, предварительно уточнив у одного из лакеев, что графа в комнате нет. Встречаться с ним до ужина совершенно не хотелось. Но разве был у Лизы иной выход, когда вовсе не любопытство или желание развлечь себя чтением влекли ее туда?

Как и в других покоях, в этот сумеречный час, здесь были уже опущены портьеры и разожжен камин, наполняющий комнату неясным светом. Лакей, следовавший за Лизой, по ее знаку вышел вон, оставив единственную свечу на рабочем столе барина, аккуратно поместив ту в свободное от бумаг место. Но, как и камин, света она тоже давала недостаточно, чтобы разогнать неясные тени, замершие в углах. Лиза невольно подумала, не притаился ли где-то среди высоких шкафов еще невидимый ее взгляду хозяин дома. Как тогда, в портретной.

Но нет — его здесь не было. Она доподлинно знала это. Ведь нынче был пятнадцатый день месяца, самая середина, когда в Заозерное приезжал с визитом самый ненавистный для Дмитриевского гость. Об этом, аккуратно подбирая слова, поведала ей нынешним утром в оранжерее Пульхерия Александровна, словно пытаясь через свою откровенность выяснить, что известно Лизе об этом неприятном обстоятельстве из жизни ее племянника. Но девушка искусно ушла от ответа, переведя разговор на цветы, из которых в тот момент составляла букеты в столовую для предстоящего ужина.

Говорить об Александре не хотелось ни с кем. Как и думать о том, кто он и кто она. И для чего она нынче находится под этой крышей. Ведь иногда Лизе казалось, что она действительно просто гостья в Заозерном. И в те моменты отступала сосущая изнутри тоска, которая изводила ее с самого новогоднего бала.

Лиза недолго постояла у массивного стола из красного дерева, глядя на многочисленные бумаги, исписанные твердым и аккуратным почерком. Даже здесь, в ровных, слегка размашистых строках угадывался его характер. Как и во всей комнате, в которой он так часто скрывался от всех…

Она вдохнула легкий запах табака, дерева и едва уловимый аромат кельнской воды, которой пользовался Александр. При этом сладко закружилась голова, а по коже пробежали мурашки. Дмитриевского не было в библиотеке, но нигде еще в усадьбе Лиза так отчетливо не ощущала его присутствие. И захотелось заглянуть в его жизнь через небрежно оставленные детали, которыми была полна эта комната.

Бумаги и расходные книги, лежащие на столе. Немые свидетели того, что граф ведет свои дела сам, опираясь на управителя. Резко отточенные перья в тяжелой малахитовой чернильнице. Лиза готова была поспорить, что Дмитриевский, несмотря на хаос бумаг на столе, точно знает, где и какая у него лежит.