На сердце без тебя метель...

Узкая и длинная трубка из черного блестящего дерева с серебряным мундштуком. Лиза коснулась пальцами ее гладкой поверхности, представив, как Александр расслабленно сидит в этом кресле с высокой спинкой и, откинув голову на подголовник, курит. Сама она еще ни разу не видела курящих людей — не доводилось, но почему-то эта картинка удивительно ясно возникла в ее голове.

На столике у камина распахнута книга на французском языке, знакомым почерком испещренная пометками особо приглянувшихся мыслей автора. Взгляд Лизы выхватил строчку, возле которой стояла галочка: «Dans toutes les professions chacun affecte une mine et un extérieur pour paraître ce qu'il veut qu'on le croie. Ainsi on peut dire que le monde n'est composé que de mines…»^[76]

И после понимания этих строк странное очарование этой комнатой тут же испарилось, словно утренняя дымка тумана. Девушка похолодела. Что означает эта пометка? И галочка ли это? Она пригляделась внимательнее и вдруг явно увидела в знаке латинскую букву “V”. Первую во французском написании фамилии Вдовиных. Или это все же галочка?..

А потом стало казаться, что, трогая эти предметы, принадлежащие графу, она возвращала их не на прежние места, что тот непременно заметит это. Решит, что она преследует его, выискивает что-то. Немудрено сделать такие выводы после встречи в портретной.

Где же она ошиблась? Ладони Лизы стали влажными от волнения, дыхание сбилось. Но заметив, какой ужас отразился на ее лице в стекле часового циферблата, девушка приказала себе немедленно успокоиться. Скоро пробьет шесть пополудни, а после разнесется по дому сигнал к ужину. Ей надо перевести дух до момента, когда она переступит порог столовой. Тем более ей вновь придется предстать перед его внимательным взглядом. Лиза вспомнила слова Александра, несущие в себе скрытый приказ, и обеспокоенно нахмурилась — что за игру начал он с недавних пор? Что происходит? И достанет ли в ней ума и смелости встать против своего соперника, как от нее ожидают?

С этими мыслями Лиза аккуратно вернула книгу на прежнее место. Погрела озябшие ладони у огня камина и, собравшись с духом, смело шагнула к шкафам, стоявшим вдоль стен библиотеки. У второго шкафа она задержалась, привстала на цыпочки, чтобы достать пятую по счету книгу слева, потянула ее на себя, обхватив пальцами плотный корешок. Усмехнулась, когда книга уже лежала в ее ладонях, открыв титульный лист с печатными литерами. «Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов» автора с туманных островов Британии^[77]. Странный юмор!

— Что это у вас, дитя? — обратилась к Лизе мадам Вдовина, когда та через некоторое время переступила порог отведенных им покоев.

— Все лишь книги, maman, — девушка аккуратной стопкой положила романы на покрывало, которым были укрыты ноги ее матери. Софья Петровна сидела в постели, обложившись подушками, и откровенно тяготилась своим вынужденным заточением. — Быть может, они скрасят ваши одинокие часы в этой комнате.

— Ах, как же тягостно быть все время одной! — ворчливо согласилась мадам Вдовина, потянувшись к книгам и взяв самую верхнюю из стопки. — Что вы принесли мне? Вы же знаете, на французском я читаю плохо…

— Я могла бы читать вам, это только в радость мне, — тут же сказала Лиза, зная, что мать откажется. Софье Петровне гораздо важнее было, чтобы Лиза как можно чаще находилась на виду у хозяев усадьбы.

— Неужто наш Аид^[78] вспомнил о своих обязанностях хозяина и распахнул для нас двери библиотеки? — и Лиза не могла не вздрогнуть, услышав это мрачное прозвище.

Мадам Вдовина никого не обошла в своей забаве. Борис Григорьевич стал у нее Кербером, верным псом, стерегущим врата в царство мертвых. Василь превратился в вечно молодого и всегда готового к пирушкам Диониса.

С недавних пор Софья Петровна всем подбирала меткие прозвища, и Лиза уже привыкла к этому чудачеству матери. Обычно это были слова на французском или названия масок итальянской комедии. Позже в ход пошли античные мифы, книгу которых до неприятного происшествия Лиза читала ей в пути. Новые знания не преминули пригодиться мадам Вдовиной в Заозерном. Отменно запомнив имена обитателей усадьбы, Софья Петровна все же упрямо называла их по прозвищам, каждый раз довольно улыбаясь своему остроумию. Только Лиза всякий раз чувствовала неприятный холодок, когда мать упоминала прозвище Дмитриевского.

Властитель темного царства и множества душ, населяющих его. Суровый и холодный, даже жестокий в своей власти. «Гостеприимный», но неумолимый бог, охотно принимающий в своей обители новые лица, но никогда не выпускающий их обратно на волю.

— Вы позволите мне удалиться и немного отдохнуть перед ужином? — спросила Лиза, проигнорировав вопрос матери. Впрочем, Софья Петровна уже забыла о том, с явным удовольствием открыв книгу стихотворных сочинений на любимом языке прусских и австрийских земель. — Александр Николаевич нынче обещался быть на ужине…