На шхерахъ

Онъ продолжалъ говорить, чувствуя приливъ чего-то хорошаго и сильнаго; ему казалось, что эти полуоткрытыя губы внушаютъ ему новыя мысли, открываютъ новые горизонты; эти губы какъ будто не воспринимали его мыслей, а, наоборотъ, говорили сами. Встрѣчая взглядъ ея большихъ довѣрчиво открытыхъ глазъ, онъ вѣрилъ въ истинность всего того, что онъ говорилъ; съ возрастающимъ вниманіемъ онъ слѣдилъ за тѣмъ, какъ въ немъ нарождаются новыя силы и крѣпнутъ старыя.

Когда лодка подошла къ берегу, онъ почувствовалъ себя, дѣйствительно, благодарнымъ, какъ будто его въ трудную минуту осыпали благодѣяніями. И, помогая дамамъ выйти изъ лодки и вынося ихъ вещи, онъ не могъ не высказать имъ своей признательности.

Молодая дѣвушка отвѣтила учтивымъ "не за что", но это было сказано такъ, какъ будто, дѣйствительно то, что онъ отъ нея получилъ, было незначительной, долей того, чѣмъ она обладала.

Инспекторъ проводилъ дамъ къ ихъ новому жилищу, которое оказалось домомъ Эмана. Молодая дѣвушка пришла въ восхищеніе, все еще будучи подъ впечатлѣніемъ заманчивыхъ разсказовъ Борга. Полуразвалившаяся изба была необыкновенно живописна. Въ ней не было ни одной прямой линіи. Буря, соленая вода, морозъ и дождь нарушили всѣ линіи ея контуровъ; штукатурка на трубѣ обвалилась, и вся изба казалась огромной глыбой туфа. Еще болѣе пріятнымъ сюрпризомъ явилось дѣйствительно уютное — по старинному — расположеніе дома. Двѣ комнаты лежали по обѣимъ сторонамъ сѣней, а между ними была кухня. Большая комната была оклеена темно-коричневыми обоями, отъ времени и дыма принявшими ровный, мягкій коричневый топъ, гармонировавшій со всѣми цвѣтами. По низкому потолку, не дававшему большого простора глазу, тянулись балки, служившія опорой для чердака.

Изъ двухъ маленькихъ оконъ съ тусклыми стеклами открывался видъ на море и бухту. Яркій свѣтъ, падавшій въ комнату, пріятно смягчался бѣлыми тюлевыми гардинами; онѣ защищали внутренность комнаты отъ постороннихъ взглядовъ, но не задерживали дневного свѣта; какъ свѣтлыя лѣтнія облака, онѣ свѣшивались надъ бальзаминами и геранью, стоявшими на окнахъ въ англійскихъ фаянсовыхъ горшкахъ съ портретами королевы Викторіи и лорда Нельсона. Мебель состояла изъ большого бѣлаго складного стола, кровати съ нѣсколькими пуховыми перинами, деревяннаго выкрашеннаго въ бѣлую краску дивана, стѣнныхъ муровскихъ часовъ, березоваго комода съ туалетомъ изъ ольхи, обвитымъ подвѣнечной фатой и уставленнымъ фарфоровыми бездѣлушками. На комодѣ стояло чучело попугая подъ стекляннымъ колпакомъ. На стѣнахъ висѣли раскрашенныя литографіи изъ библейской исторіи. Двѣ изъ нихъ, висѣвшія надъ кроватью, повидимому, были обязаны своимъ происхожденіемъ не особенно благочестивымъ побужденіямъ; одна изъ нихъ изображала Самсона и Далилу въ довольно-таки рискованномъ положеніи, а другая, — Іосифа и жену Порфира. Въ углу комнаты большое мѣсто занималъ каминъ, очень некрасивый, затянутый бѣлой занавѣской со шнуркомъ.

Здѣсь было уютно, мило и пріятно.

Другая комната была похожа на первую, только въ ней было двѣ кровати. Комодъ и наволочки были покрыты салфеточками, которыя, благодаря своей пестротѣ, могли служить альбомомъ воспоминаній: о фуфайкѣ дѣда, о бабушкиной кофтѣ, о шерстяномъ платьѣ матери, отцовской лоцманской формѣ стараго времени. Тамъ были красныя подвязки дѣвушекъ, желтые галуны сыновей съ ихъ военной службы, голубые купальные костюмы дачниковъ, драпъ и дешевый бархатъ, ситецъ и байка, шерсть и пенька всевозможныхъ образцовъ и модъ. Здѣсь же стоялъ большой буфетъ съ разрисованными дверцами. Красивые маленькіе пейзажи, обложенные бронзовыми украшеніями, съ голубыми бухтами, тростникомъ, парусными лодками, неизвѣстныхъ породъ деревьями, должно быть, временъ рая или каменноугольнаго періода; бурное море, волны котораго напоминали борозды на картофельномъ полѣ, маякъ, стоящій какъ столбъ на скалѣ — все было такъ наивно, было такъ похоже на то, какъ представляетъ себѣ ребенокъ все безконечное разнообразіе природы, доступное лишь высокоразвитому взору.

Вся эта простая старомодная обстановка была главнѣйшимъ средствомъ леченія утомленнаго мозга, находящаго себѣ отдыхъ въ прошломъ. Старые часы должны нѣкоторое время постоять съ ослабленной пружиной, чтобы вновь вернуть себѣ утраченныя силы. Общеніе съ простымъ народомъ, когда нѣтъ рѣчи о борьбѣ за хлѣбъ насущный, а, наоборотъ, каждый день и часъ напоминаютъ выше стоящимъ о дорого доставшемся имъ положеніи, должно умѣрять возбужденіе и укрѣплять жаждущихъ власти мыслью, что есть еще болѣе низкія ступени. Инспекторъ подготовилъ гостей къ этимъ мыслямъ и ощущеніямъ. Обѣ женщины не переставали восхищаться новымъ жилищемъ и такъ углубились въ осмотръ дома, что не замѣтили, какъ ихъ спутникъ удалился, не желая имъ мѣшать.

* * *

Въ воскресенье послѣ обѣда инспекторъ сидѣлъ у окна и наблюдалъ, какъ пріѣзжія устраивались въ своемъ домикѣ. Онъ слѣдилъ глазами за ихъ мягкими, неравномѣрными движеніями и испытывалъ ощущеніе, похожее на музыку.