На Сибирской флотилии

Меня арестовали как красноармейца партизанского отряда. Избили, отобрали деньги и некоторые вещи, хотели расстрелять, да слишком много было для них непонятного в документах. В целях выпытать у меня какие-то сведения отправили в штаб полка. И вот со связанными руками назад, жестоко избитого, два казака на лошадях гнали меня нагайками до штаба около 15 верст.

В полковом штабе со мной обращались человечнее, но опять моим документам не поверили и отправили в штаб Иркутской стрелковой дивизии, стоящей на тракте, ведущем на Пермь в Афанасьевскую крепость. Представьте, что и здесь моим документам, как я понял, тоже не поверили, вообще не обратили на них никакого внимания. Но меня посадили под строгий арест.

22 сентября пришли солдаты, взяли меня из-под ареста. По выходе на улицу я увидел группу арестованных солдат около 50 человек, окруженных другими вооруженными солдатами. Меня поставили в строй и погнали к середине села. Я подумал, что все кончено. Нас ведут расстреливать, что здесь практикуется каждый день. Но, к счастью, этого не было. Нас привели на середину села, окружили несколькими рядами солдат при множестве зрителей. Началась ужасная порка. Было положено на дороге несколько бревен и снятых дверей. Был прочитан приговор одним из офицеров, и начали бить всех по очереди.

Я рассмотрел подробнее всех, кого наказывали. Кроме вышеупомянутых солдат, было еще около десятка крестьян разных возрастов. И вот дошла очередь до меня. Офицер приказал мне, как и всем прочим, снять штаны и ложиться. И вот два палача – один солдат, другой офицер – начали буквально рвать мое несчастное тело. Первые около десяти ударов я выдержал, крепился, сколько хватало моих сил. Я начал грызть фуражку, чтобы не подавать звука, но не вынес и я, как и другие, кричал. Кричал, как животное, которое резали, разницы не было. Как я уловил слухом, мне было решено начальником штаба дать сто ударов, но дали меньше.

После порки отправили под арест. Продержали еще две недели. Потом прикомандировали меня к обозу, в котором я нахожусь по сие время. Вот, Дмитрий Александрович, что дала мне жизнь. Естественно, возникает вопрос – за что все это? За какое преступление? Сколько я ни спрашивал, доказывал, кто я, но на меня кричали офицеры.

В прошлой жизни своей испытал много, но все то прошлое было ничтожеством перед всем тем, что я пережил здесь. За что, за что все это? Так, стороной я слышал, будто я красноармеец, будто я комиссар. Моя ссылка к моим документам их нисколько не убеждала. Впоследствии, когда я получил некоторую свободу, меня заставили работать: ковать лошадей исправлять ружья, автомобили. Отношение всех окружающих стало хорошее, и даже комендант штаба обещал освободить совсем. В таком положении я остаюсь и в настоящее время. И вот теперь, униженный душой и телом, не знаю что делать? Хотел бежать – поймают, расстреляют, что и было в точно таком случае на днях с пленным. Я полагаю, что я скоро получу свободу. Так вот как, Дмитрий Александрович, судьба скрутила меня.

Хотел я написать Евгению Михайловичу, да не знаю его точного адреса. Скажите ему, что со мной было. Может быть, увидимся, тогда расскажу, как восстанавливалось государство Российское на этой войне. За два месяца я уже изучил все».

После всего пережитого Шитиков твердо встал на позицию большевиков, занимал довольно высокую должность и дошел с войсками Дальневосточной Красной армии до Владивостока, где встретился с Мацкевичем при весьма трагических обстоятельствах.

Глава 4 Коллежский асессор

Виктор Вологдин стоял у ворот Морского инженерного училища, из которых его вывел караул из трех воспитанников во главе с дежурным офицером. Одет он был в шинель с башлыком, но на шинели уже не было погон. Их только что сорвали с его плеч перед строем воспитанников, после оглашения приказа об отчислении.

А началось все с того, что начальник училища генерал-майор Пароменский в свое время организовал в училище «Читальню» – своеобразный читальный зал, библиотека которого пополнялась книгами, журналами и газетами за счет членских взносов самих воспитанников. Читальня управлялась советом старшин по три человека от каждого курса.

Совет был выборным и фельдфебель Виктор Вологдин был одним из управляющих читальней.