На синей комете

В этот момент, распахнув стеклянные двери конторы и шумно топая, вошли двое военнослужащих в наглаженной форме цвета хаки. Козырнув, они сказали отцу: «Говорят, у вас на ранчо есть сборщики фруктов, имеющие американское гражданство». И тут они заметили меня. Человек с сержантскими нашивками на рукаве прямо-таки не сводил с меня глаз. Смотрел и смотрел, будто я — шоколадный коктейль со взбитыми сливками и вишенкой наверху.

— Не смотрите так, — сказал я. — Мне только одиннадцать лет.

— Да-да, это чистая правда, — подтвердил папа. — С виду он взрослый, но учится в пятом классе.

Военные переглянулись и подмигнули друг другу.

— Дурачком прикидывается, — сказал сержант. — От службы отлынивает. Чего только эти уклонисты не придумают. Некоторые набивают в ботинки мокрую промокашку. Вроде как температуру нагнать можно. — Он ухмыльнулся. — Ты сам-то откуда будешь? — обратился он ко мне.

— Из Иллинойса. Город Кейро.

— A-а… с озёр. Ты там состоишь на учёте в призывной комиссии?

— В призывной комиссии? Нет. Зачем? — Я искренне изумился. — Я же только в пятом классе учусь. Ещё я младший помощник пономаря в церкви Девы Марии Скорбящей.

— Это непростая, долгая история… — начал объяснять папа.

— История ваша ясная, как дважды два, — прервал его сержант. Его напарник, капрал, что-то записал и вдруг, схватив меня за руку, провёл по пальцам пропитанной чернилами губкой. Потом прижал пальцы к листу белой бумаги.

— Есть отпечатки, сержант! — объявил он, засовывая листок в отдельную папку. А потом сказал мне: — Всё, приятель. Тебе осталось напиться да попрощаться со своей девушкой. Мы вернёмся в понедельник, ровно в полдень. Будь готов. Пошлём тебя убивать фрицев.

И они, шумно топая, вышли из конторы и уехали. Мы тоже вышли на улицу.

— Кто такие фрицы? — спросил я у папы.

— Немцы, — ответил он. — Мы с ними тоже воюем. В Европе.

Я удивился:

— С немцами? Вроде на прошлой войне мы с ними разобрались навсегда.

— Они воспрянули духом. Там правит сейчас один безумец, Гитлер. Он всю эту войну и затеял. Гитлер и его дружок-итальянец, Муссолини. Да, представляешь, итальянцы тоже воюют. В мире всё это называют Второй мировой войной. Оскар, тебя надо срочно спрятать.

— Папа, мне ведь правда одиннадцать лет. Я же не шучу.

— Медлить нельзя, Оскар. Но я пока не знаю, где тебя спрятать и как спасти. Может, придётся просто исчезнуть из города и скрыться где-нибудь в горах Монтаны. А там, глядишь, и война кончится.

— Пап, есть идея! — воскликнул я. — Садись в пикап и слушай.

Папа сел за руль совершенно удрученный. Нахмурившись и откинувшись на поскрипывающую кожаную спинку, он смотрел вдаль, словно надеялся, что ответ ему явится свыше. Мотор он не заводил — не знал, куда ехать.

— Папа, я знаю, про поезда ты мне не веришь. Ну, про то, как я прыгнул в макет и на двух поездах добрался до Калифорнии…

Он издал слабый звук — не то вздохнул, не то усмехнулся. И, покачав головой, произнёс:

— Тебя перемелет эта чудовищная мясорубка, Оскар. Ты пропадёшь, если я не успею тебя спрятать.

— Папа, можешь меня выслушать? Ну, пожалуйста!

— Хорошо, Оскар. Я слушаю. — Папа поглаживал ручку переключения передач.

— Нам надо найти макет с поездами. — Я пытался говорить разумно и убедительно. — Если у меня получилось один раз, получится и во второй.

— Что ты имеешь в виду?

— Я смогу снова сесть в поезд и вернуться в старое время. В тридцать первый год. Если получится и если я найду этих грабителей, мы с тобой разбогатеем. А до войны будет ещё далеко. Ты сможешь вернуться домой в Кейро, мы выкупим наш дом и даже поезда. Для этого надо найти хороший макет фирмы «Лайонел».

— Но сейчас сорок первый год, Оскар. Тридцать первый остался в прошлом.

— Нет, папа, всё не так. Все года находятся по берегам одной реки. Они существуют одновременно. Так считает профессор Эйнштейн.

— Какой профессор?

— Неважно, пап. Ты мне просто поверь. Поверь и помоги найти макет. Я попробую прыгнуть. Если мне всё удастся, если я вернусь в тридцать первый год, то всего, что происходит сейчас, уже не будет! Ни ранчо мистера Тип-топа, ни твоей одинокой жизни на съёмной квартире. И плакать ты по ночам не будешь.

Папа снова покачал головой.

— Это невозможно, мой мальчик. Человек не может сесть в игрушечный поезд.

— Папа, я это уже делал. И снова сделаю. Я просто положу голову на край макета и представлю, что я такой же маленький, как оловянные человечки на платформе.

Как только мне покажется, что поезда настоящие, всё и произойдёт. Я вернусь в Кейро и первым делом пойду в банк. Там я наверняка припомню лица и имена тех подлецов. Их арестуют, и мистер Петтишанкс выдаст мне десять тысяч долларов. Понимаешь? Ты тут же приедешь домой. И даже лысым не будешь! Ты будешь прежним, а волосы выпадут позже, намного позже.

— Оскар… — Голос у папы дрогнул.

— И мы опять будем вместе. Нам не придётся расставаться.

Папа потёр глаза и вздохнул.