Исцарапанные в кровь, с оборванными ногтями, с коленями и ладонями, стертыми до свежего мяса, совершенно измученные сползли мы наконец, рискуя ежеминутно сорваться вниз и разбиться до смерти, с проклятого утеса. Там, внизу, в кустах ожидали нас две лошади, потихоньку уведенные Михалкой из сарая. Это были жалкие клячи (одна из них слепая, старая, разбитая на все четыре ноги), которых хозяин держал для возки тюков и молотьбы, но в нашем положении мы рады были и таким. Лучших коней украсть было трудно, так как в конюшне, где они стояли, помещался один из нукеров и одна из собак, эти же были брошены без всякого присмотра как не имевшие никакой ценности в глазах даже самого нищего горца.
Взобравшись на своих кляч, острые спины которых взамен седел покрыли своими верхними одеждами, мы погнали их с такой скоростью, на которую они были только способны.
Всю ночь ехали мы безостановочно.
К утру наши лошади окончательно выбились из сил и в дальнейшем могли только стеснять нас, а потому мы бросили их и, пройдя еще верст пять пешком, забрались в густую чащу леса и зарылись в кустах. Кандалы я свои сбил еще перед тем, как мы сели на лошадей.
Закусив чуреками, захваченными с собой Михалкой, мы терпеливо принялись ждать ночи, так как продолжать путь днем было бы слишком рискованно.
Михалко по природе большой болтун, и весь день, лежа со мной рядом, шептал мне на ухо бесконечные повести о своей родине. Он был родом из Кварели и, по его словам, происходил из хорошей семьи.
Селение, куда мы направлялись, по настоянию Михалки, было слишком удалено от нашего аула, и чтобы достичь его, приходилось проходить через земли нескольких неприязненных нам обществ. Мне это казалось очень рискованным. По моему мнению, было гораздо благоразумнее взять на север и попытаться выйти на нашу Сулакскую линию. Хотя и в этом направлении нам предстояло миновать не один немирный аул, но зато расстояние было вдвое короче.
Я высказал это Михалке, но тот и слушать не за хотел.
— Там моя дорога не знай, — упрямо крутил он головой, — там татар встречай, куда ходил? Туда — не знай, сюда — не знай. Какой аул? Можно в него ходил или не можно, ничего не знай. Все равно как слепой.
— Ну, а по этой дороге ты надеешься пройти без всяких встреч?
— О, тут моя всё знай. Моя пойдет, где люди не ходят, джейран пошел — моя пошел. Надо спрятаться — пещер знай, где аул стоит, тоже знай, — мимо ходил, тут моя ничего не боится.
— Ну, — говорю, — ладно, пусть по-твоему будет, веди, если уже так уверен.
Как только стемнело, мы выбрались из чащи и снова пустились в путь. Мы шли так скоро, как только могли, но тем не менее нам казалось, будто мы топчемся на одном месте. Ночь была лунная и светлая. Михалко действительно знал дорогу хорошо, он шел без тропинок, теми глухими местами, где нам едва ли кто мог встретиться. Тем не менее из предосторожности мы с рассветом забрались в глухую пещеру и притаились там, как ящерицы.
Эта вторая наша дневка была для нас хуже первой, благодаря тому что запас нашего провианта истощился и на утоление волчьего голода, мучившего нас, мы имели только один чурек, который и разделили между собой по-братски.
Выспавшись и отдохнув, мы ждали только наступления ночи, чтобы продолжать наш путь.
Наконец ожидаемый час настал.
Мы осторожно поползли из пещеры, но только что успели выйти из нее и отойти несколько шагов, как услыхали позади себя торопливое перестукиванье подков по каменистой тропинке.
В смертельном страхе мы бросились в сторону от тропинки и поспешили заползти за груды огромных камней, в беспорядке нагроможденных друг на друга.
Стук подков становился яснее, и вскоре на тропинке показались два всадника.
Один был старик, другой совсем еще мальчик, лет десяти-одиннадцати, не больше. Поравнявшись с пещерой, только что покинутой нами, татары соскочи ли с лошадей и не без труда втиснулись с ними в ее довольно-таки тесное отверстие.
Увидав это, мы невольно переглянулись с Михал-кой, и не знаю, как он, а я почувствовал, как по моей спине пробежали холодные мурашки. Пробудь мы в пещере еще две-три минуты лишних, и нам бы не избежать роковой встречи.
Впрочем, и теперь положение наше было не лучше. Мы находились так близко от пещеры, что не могли шевельнуться, чтобы не возбудить внимания незваных соседей. Со своего места я видел ясно голову старика, наполовину скрытую за камнем, и кончик дула его ружья, наведенного на тропинку. Не было сомнения, он кого-то поджидал. Прошло не знаю сколько времени. Мы лежали так же неподвижно, как и окружающие нас камни, в пещере тоже было тихо. Вдруг далеко далеко послышался едва уловимый, неопределенный шум; шум этот постепенно усилился и перешел, наконец, в скрип и визг медленно ползущей арбы. Прошел по крайней мере добрый час времени, раньше чем из-за поворота тропинки показались две рогатые головы малорослых горных бычков, влачивших уста лой походкой неуклюжую арбу.