На склоне пологой тьмы

Погас последний лучик золотой
На лике Спаса, и открылась бездна.
Со всей своею чёрной немотой
Она в моё окно нахально влезла.

Ей было всё равно, что я не сплю,

Пугаясь многомерности пространства.
Она втащила гибельность свою
В опочивальни маленькое царство.

И месяца прорехою зиял

Её, протёртый звёздами, камзольчик,
Который был ей, безусловно, мал.
А за окном звонила в колокольчик

Весна. И бился этот ритм в ночи,

Как пульс земли, восставшей из-под снега…
А бездна встала у окна, молчит
И дышит мерно… На камзоле Вега

Сияет в Лире блёсткой серебра —

Источником моих ночных наитий…
И я сказала: «Бездна, будь добра,
Умерь теперь хоть ненадолго прыти

Своей, а то рассыплются вот-вот

Твои рыбёшки, раки и медведи.
Ты посмотри-ка, как поэт живёт,
Подай ему не серебра, так меди!»

Но бездна поворочала перстом

В районе возлежащей с кубком Девы
И молвила: «Когда-нибудь потом,
Сейчас садись, пиши мои напевы!»

И вот опять я в шали, босиком,

Держу перо рукой своей устало
И вглядываюсь в звёздный вечный дом,
Откуда слышен шёпот: «Мало! Мало!»

«Сонное зеркало мирно зовёт тишину…»

Сонное зеркало мирно зовёт тишину
В глубь заглянуть заскучавшего зримого завтра.
Там, неизбежно сдвигаясь к заветному дну,
Мнимо вчерашнее тонет, дробясь многократно.

Что-то замыслило время и мерно на счёт

Капает воском минут, застывающих рядом.
С лаской коварной оно мои годы крадёт,
Самодовольно смотря немигающим взглядом.

Так обмануть меня вряд ли удастся кому

И провести по-над кромкой кипящего ада,
Мне предлагая то смерть, то суму, то тюрьму
За неприятие лжи, вероятно, в награду.

Я не боюсь оговора, мне брань не страшна.

За седину мою зеркало будет в ответе…
Только какого-то снова приходит рожна
В голову мысль о погубленном алчностью свете.

Завтра, вчера и сегодня — в единственный миг

Утрамбовало пространство, стремительно тая,
Как, одичавший в ущелье, задавленный крик —
Этого скудного мира наивность святая.

«Безликая, холодная, слепая…»