На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1

Утром пришел Будано, весь в слезах, и прочитал мне проект резолюции, составленной Думером для военной комиссии сената. Это новый обвинительный акт, заканчивающийся порицанием военному управлению, – он будет зачитан завтра. По словам Будано, Мильеран, запрошенный вчера комиссией, остался «холодным как лед». Когда мой гость выходил из Елисейского дворца, явились председатель совета министров и военный министр, чтобы сопровождать меня в главную квартиру в Шантильи, где у нас назначено совещание с Жоффром и новыми командующими группами армий. Центральная группа образована теперь наравне с другими.

Я сделал Мильерану в дружеском, но решительном тоне несколько замечаний по поводу его манеры держать себя: по поводу его маски инертности и упорного нежелания дать точные сведения комиссиям, правительству и мне. Я упрекаю его в том, что он недостаточно энергично боролся с косностью своего министерства и внес генерала Баке в список лиц, награжденных орденом Почетного легиона, даже не позаботившись уведомить меня об этом. Он остается невозмутимым, и я не знаю, считает ли он меня правым или нет.

Что касается Вивиани, он одобряет мои замечания и говорит мне, что для правительства становится невозможным оставаться в том положении, в котором оно находится. Растущая враждебность парламентских комиссий, в особенности военной и финансовой комиссии сената, делает жизнь правительства невыносимой. «Даже физически, – говорит он, – я не в состоянии более выдержать. Я каждый день провожу три-четыре часа в комиссиях, выслушиваю там бесконечные речи, отвечаю на вопросы, касающиеся мельчайших деталей; измученный, я возвращаюсь в свой кабинет, где надоедают сенаторы и депутаты. У меня нет ни одной минуты для спокойной работы. Я изнемогаю, я падаю духом, мне это надоело». Мильеран, как всегда спокойный, равнодушный, словно мраморный, отвечает, что достаточно объясниться с трибуны, это рассеет все тучи и расстроит все интриги.

В Шантильи Жоффр ожидает нас на вилле, в которой он живет здесь и куда уже приехали Фош, Дюбайль и Кастельно. Мы все семеро садимся за один стол, к нам присоединяется также генерал Пелле, начальник штаба Жоффра.

Сначала мы рассматриваем, как функционирует новая система трех групп. Командующие группами находят ее вполне удовлетворительной и значительно облегчающей задачу главнокомандующего. Жоффр высказывается в том же духе.

Вивиани сообщает о возбуждении, которое начинает сказываться в парламенте и среди населения. Указывают на то, что, несмотря на продолжительность войны, мы со времени битвы на Марне не добились ни одного серьезного успеха, что наступления в Шампани, на Воэвре и в Артуа закончились неудачно для нас. Отсюда недовольство, которое проявляется в нападках на высшее командование. Вдобавок последнее обвиняют в том, что оно слишком замыкается от своих подчиненных, даже от ближайших своих подчиненных.

Я выступаю и заявляю, что необходимо во что бы то ни стало бороться с таким состоянием умов и поддерживать в населении бодрость духа. В ответ на нападки не найдет ли главнокомандующий возможным время от времени собирать вокруг себя своих трех командующих группами, позволить им обменяться взглядами в его присутствии, поделиться результатами своего опыта и совместно обсудить возможные операции? Само собой разумеется, что решения принимает после этого только главнокомандующий. Вивиани и Мильеран, с которыми я полностью договорился, оба подчеркивают выгоды таких совещаний.

Кастельно энергично поддерживает ту же мысль. Напротив, Фош считает эти совещания бесполезными. Дюбайль, не будучи определенно их врагом, не является также большим их другом.

«С присутствующими здесь генералами, – говорит Жоффр, – я всегда столкуюсь. Поэтому я неукоснительно стараюсь встречаться с ними и совещаться с ними». – «Да, с каждым в отдельности, но при этом нет возможности совместно обсудить вопросы со всех сторон». – «Теперь время не говорить, а действовать». – «Совершенно верно, но действия теперь, к несчастью, всюду парализованы, и разочарование, пожалуй, усугубляется еще тем, что порой слишком много говорили. Заявляли, что мы прорвем фронт неприятеля. Уверенности в этом не было. Говорили, что война окончится в июне, а она еще далека от конца. Здесь составляли дифирамбические сводки о местных боях, выдавали последние за триумфы, еще вчера появилось официальное сообщение о занятии нами „лабиринта“, – это был бюллетень победы. Вся эта шумиха создавала в общественном мнении надежды, которым не суждено осуществиться, и возможно, что страна, разочаровавшись в своих иллюзиях, отчасти утратит терпение и стойкость, которые ей необходимы. Наш долг поддерживать ее энергию и бодрость. Чтобы иметь успех в этом, мы должны иметь возможность сказать, что главнокомандующий находится в контакте со своими подчиненными, что он не изолирован, что, прежде чем принять решение, он спрашивает мнение других командующих».