В ожидании лучшего я выступаю с предложением, чтобы, если возможно, при штабе французского главнокомандующего находились делегаты союзных держав – Англии, Бельгии, Италии, Сербии и даже России, причем эти делегаты получали бы необходимые «директивы». Но как будут эти директивы передаваться различным правительствам? Не будет ли прямая передача их нашей генеральной квартирой сопряжена с некоторыми неудобствами? Не кажется ли необходимым посредничество французского правительства? Этот вопрос требует изучения. Кажется, во всех воюющих странах, какова бы ни была форма их государственного строя, отношения между государственной властью и высшим командованием не установлены в точности. В Великобритании политическое руководство войной, минуя короля, почти целиком находится в руках кабинета в составе двадцати двух членов. Лорд Китченер, хотя сам военный, рассматривает себя только как министра по снабжению армии и по подготовительным военным мерам. Он не дает приказаний Френчу. Последний, находясь не на британской территории, получает мало приказов от самого правительства и все более и более считает себя самостоятельным. В Бельгии король командует армиями, но требуются весь его такт и личный авторитет, чтобы ежедневно согласовывать действия его правительства с действиями его генерального штаба. В России царь считается всемогущим, но он временами является игрушкой в руках своих министров, а те находятся в беспрестанной глухой оппозиции к великому князю Николаю Николаевичу. В Италии главное командование принадлежит генералу Кадорне. Министры берут на себя обязательство посылать ему солдат, оружие и снаряжение, но, кажется, они до сих пор предоставляли ему большую свободу в стратегических решениях, и Виктор-Эммануил не вмешивается в эти последние. Умный и деятельный, но скромный и тактичный, король, кажется, предпочитает, даже будучи вблизи фронта, роль наблюдающего и ободряющего свидетеля роли советника или контролера. Во Франции с началом войны высшее командование придерживалось того взгляда, что оно одно должно сосредоточить в своих руках всю компетенцию и всю власть. Если бы за эти десять месяцев счастье более благоприятствовало Франции, то, вероятно, у нас временно приспособились бы к такому режиму. Но мало-помалу народное представительство потребовало от правительства, чтобы оно взяло в свои руки всю полноту ответственности (власти), к тому же в войне, в особенности в коалиционной войне, стратегия и политика не являются двумя отдельными мирами. Пожелаем же, чтобы наше совещание в Шантильи послужило для облегчения совместных действий.
Получил от Будано следующее краткое письмо: «Господин президент. Имею честь сообщить вам, что военная комиссия сената приняла на вчерашнем заседании следующую резолюцию: „Констатируя, что со времени принятия порядка дня от 17 минувшего мая положение с нашим военным материалом ухудшилось, военная комиссия сената заявляет, что бездействие и грубые ошибки военного управления создали опасность для отечества“. Приняв эту резолюцию, военная комиссия постановила довести ее до сведения президента республики, председателя совета министров и военного министра. Примите, господин президент, уверение в моем уважении и преданности. Вице-председатель комиссии
Перед лицом этого порицания министры, собравшись на заседании совета министров, единогласно высказываются за неотложную необходимость обсуждения вопроса в самом парламенте, но они признают, что положение правительства чрезвычайно затруднено бесспорной медлительностью военного управления и компенсациями, данными генералам Баке и Сент-Клер Девиллю. Мильеран возражает против этого мнения. С необычной для него горячностью он берет под свою защиту обоих генералов. Они, говорит он, могли ошибаться, но являются отличными работниками, и он не хотел совершить низость, принеся их в жертву.
Днем присутствовал на большой франко-итальянской манифестации, устроенной по случаю годовщины битвы при Сольферино. Речи Дешанеля, Титтони, сенатора Росси, Гюстава Риве и Стефана Пишона. Итальянский посол доказывает, что причина войны – исключительно вожделения Австрии на Балканах. Он напоминает о переговорах, которые велись в ноябре 1912 г. и апреле 1913 г. между венским и римским кабинетами по вопросу о Сербии и Македонии, и приводит показательные признаки недобросовестности Австро-Венгрии433
*. Восторженная аудитория рукоплещет ораторам, но в это же время там, далеко, на другом конце Европы, русские покидают Львов.