На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1

Во второй половине дня мы покидаем 38-й корпус и возвращаемся к 1-му корпусу, который мы уже посетили вчера. Отправляемся на высоты, господствующие над Кормиси, к артиллерийскому наблюдательному пункту. Оттуда открывается вид на весь участок фронта от Холеры и Эны до Года, где в прошлом году был убит в ночном бою мой племянник Макс Ледо. Мы видим громадную воронку, вырытую нашими гранатами в немецких окопах южнее Берри-о-Бак; наши орудия продолжают на наших глазах расширять ее. Неприятель отвечает на нашу стрельбу несколькими выстрелами, его гранаты с воем проносятся то влево, то вправо от нас. Спускаюсь с генералом Франше д’Эспере в долину Эны, а наши спутники направляются прямым путем в Мерваль, в штаб-квартиру генерала Маржуле, командира 18-го корпуса. Было бы небезопасно поехать всем нам друг за другом вдоль реки под огнем батарей неприятеля, расположенных на правом берегу, за Шмен-де-Дам. Проезжаем мимо Парьяна, где некогда Габриель Ганото так мило принимал меня на своей вилле, в Мерваль, где уже стоят другие наши автомобили. Затем берегом Вель едем в Фим. Там посещаем лазареты. Вечером возвращаемся в Париж.

По своем приезде узнаю, что, несмотря на мои неоднократные замечания, Мильеран в торжественной обстановке во дворе военного министерства лично вручил генералу Баке ленту командора ордена Почетного легиона. Я звоню ему и спрашиваю, верно ли это. «Да, – отвечает он, – согласно декрету от 13 августа 1914 г. занесение в списки позволяет офицеру носить с этого момента крест ордена Почетного легиона вплоть до издания соответствующего закона». Напрасно я стараюсь доказать Мильерану, что этот декрет нисколько не лишил президента республики его конституционных прав в качестве главы ордена. Декрет этот был издан в августе прошлого года по двум соображениям: во-первых, не было достаточных возможностей для награждения всех отличившихся на фронте, во-вторых, нельзя было требовать от главнокомандующего, чтобы он обращался к правительству при каждом случае выдающегося военного подвига. Но этот декрет был издан вовсе не для того, чтобы военный министр обходился без подписи президента. С этой среды Мильеран знал, что я и весь кабинет – противники награждения Баке. Как же мог он без моего ведома вручить последнему ленту командора?

Вторник, 29 июня 1915 г.

Перед заседанием совета министров Вивиани говорит мне, что Мильеран убивает кабинет своим «слепым упрямством». Награждение Баке, говорит Вивиани, вызывает всеобщие протесты. Сегодняшние дебаты в сенате о временном бюджете должны были по всем признакам пройти благоприятно, но поступок Мильерана все испортил. Вивиани думал, что для получения вотума доверия должен выступить он один, но Мильеран заявил вчера, что не будет «молчать из трусости».

Совет министров начинает прения в отсутствие военного министра, задержанного в финансовой комиссии. Все сожалеют о награждении Баке: это – «пари, вызов, провокация». Марсель Самба видит только один выход: немедленную отставку Мильерана. Но Бриан очень искусно подчеркивает неудобства этой отставки. Мильеран, говорит он, популярен в армии и в самой стране. Покажется, что правительство приносит его в жертву парламенту. Армия будет недовольна. Лучше потерпеть, склонить Мильерана не выступать сегодня, добиться вотума доверия, который явится ответом на резолюцию военной комиссии, и потом обязать Мильерана взять в руки свое министерство и исполнять постановления правительства. Мнение Бриана принято советом министров.

Когда пришел Мильеран, Вивиани сообщает ему о принятом решении. Военный министр снова заявляет, что его достоинство требует, чтобы он взял слово в сенате. Все его товарищи по кабинету замечают ему, что председатель совета министров выступает от имени всего правительства в целом и, следовательно, напротив, таким образом, будет лучше подчеркнута солидарность кабинета. Мильеран подчиняется и просит только, чтобы ему было разрешено выступить с краткой репликой, в случае если он подвергнется личным нападкам. Это его желание удовлетворяется.

По своем возвращении в Париж я нашел новое письмо от Шарля Эмбера. Как и предыдущие, оно написано не столько для меня, сколько для галерки будущего. Если бы он не был представителем департамента Маас, я бы, конечно, не ответил ему больше, так как, признаться, не нахожу никакого интереса в собираемой им коллекции. Но земляку я не могу не ответить, я опять посылаю ему несколько строк и пишу, что всегда готов буду принять его, как и всех членов парламента, если он пожелает поделиться со мной своими замечаниями⁴³⁴*.

На полуострове Галлиполи бои продолжают носить ожесточенный характер. То мы берем окопы, то неприятель вытесняет нас из них. Совершенно то же, что в Артуа.