Страшное признание, приведшее в ужас Вивиани и ряд министров. К счастью, генерал де Лагиш добавляет (26 июня, № 118): «Великий князь не теряет бодрости духа, вполне владеет собой, с большой уверенностью глядит на будущее». Счастье также, что генерал Сухомлинов оставил пост военного министра, на котором он причинил столько зла. Палеолог телеграфирует (26 июня, № 787): «Генерал Сухомлинов, на которого падает самая тяжелая ответственность за беспорядочность и развращенность военного управления, устранен со своей должности. Его заменил генерал Поливанов, бывший товарищ военного министра, член Государственного совета святой Руси». Я не могу не вспомнить здесь слов, сказанных мне Николаем II, когда он представил мне Сухомлинова. Они доказывают, в какой мере император часто находился в заблуждении. «Он не подкупает своей наружностью, – сказал мне Николай II, – но это превосходный министр, он пользуется полным моим доверием». В конце концов у царя открылись глаза. Он даже, кажется, решился теперь удалить также некоторых других своих министров и «определенно ориентировать внутреннюю политику империи в либеральном направлении». Сазонов, сопровождавший государя в ставку, сам заявил Палеологу, что считает эту эволюцию необходимой для блага России (Петроград, 28 июня, № 801).
Сегодня в сенате обсуждался бюджет на ближайший квартал. Вивиани выступал с поразительным успехом. Он привлек на свою сторону тех сенаторов, которые казались наиболее враждебными кабинету. Однако Мильеран вопреки требованию совета министров выступил, не будучи спровоцированным; хотя его речь была осторожной, он, кажется, снова разжег потухшие было страсти. Мне сообщают об этом Бриан, Вивиани и Франклен Буйон, депутат от департамента Сены и Уазы. Каждый на свой лад, в зависимости от темперамента, обвиняет Мильерана в том, что он хотел один пожать все лавры.
Черногория, как и надо было ожидать, заняла Скутари. Италия очень недовольна, Сербия не менее (Ниш, № 482).
Переговоры с Румынией, Болгарией и Грецией продолжаются, сопровождаясь нелепостями, одна поразительнее другой.
Ко мне пришел Шарль Эмбер и с благодушным и веселым видом уверяет меня, что он писал все время только в интересах родины. Он по-прежнему возмущен Мильераном и начальником его канцелярии, полковником Бюа, которые, по его словам, приютили у себя группу изобретателей-профессионалов, не признающих значения тяжелой артиллерии. Эмбер обвиняет Мильерана в том, что он назло сделал Баке командором ордена Почетного легиона. «Вивиани, – говорит он, – должен удалить Мильерана и сам принять портфель военного министра. В этом отношении я одного мнения с военной комиссией сената, и благодаря той кампании, которую я вел в печати по вопросу о нашем военном материале, вся страна теперь за нами». Я отвечаю ему: Вивиани, конечно, не намерен удалять Мильерана, а я не толкну его на этот шаг.
Я сообщил о нашем разговоре Делькассе, Бриану и Вивиани. Делькассе считает, что уход Мильерана произвел бы весьма нежелательное впечатление на наших друзей за границей. Бриан, который обеспокоен ситуацией и не жалеет упреков в адрес Мильерана, тем не менее тоже того мнения, что не следует назначать нового военного министра. Это, говорит он, значит провоцировать конфликт между армией и парламентом, потому что большинство военных начальников за Мильерана. Конечно, надо нажать на него и помочь ему справиться с сопротивлением некоторых отделов его министерства, но сместить его было бы ошибкой. Пенелон, который, как и все, слышал о плохом настроении парламента, говорит мне, искренне волнуясь, что армия очень плохо встретит уход Мильерана и что главнокомандующий вскоре после этого подаст в отставку. Он даже предвидит военные перевороты и мятежи.
В Бухаресте снова произошли манифестации в пользу вступления Румынии в войну. Двадцатитысячная толпа собралась под открытым небом на ипподроме. Таке Ионеску произнес патетическую речь, в которой призывал правительство объявить войну Австрии и обеспечить этим создание великой Румынии (Бухарест, № 317). Но Братиану все еще не спешит стать на ту или другую сторону.
Глава 7