Что касается разговора с Мод Гюи, то, вероятно, генерал позвонил Жоффру после моего посещения полковника Бриссо-Демалье и Мессими. Все трое, как читатель помнит, говорили мне, что в Ленже бесполезно были принесены в жертву человеческие жизни. По-видимому, Мод Гюи, уведомляя главную квартиру о моем посещении, приписал мне тот взгляд, который был высказан передо мной другими, и сделал это с целью, чтобы этот взгляд встретил лучший прием в ставке. Очевидно, нападки парламента сделали Жоффра несколько обидчивым, и он спросил меня, отношусь ли я к ним с порицанием. Я еще раз умолял его не слишком полагаться на офицеров главной квартиры и информироваться главным образом у офицеров-фронтовиков согласно его последним директивам.
Мы спросили Жоффра о его стратегических и тактических планах. Он снова решительно готовит – на 10 или 15 сентября – большую наступательную операцию в Шампани. Она состоится на протяжении тридцати километров в направлении Суэна и Массижа и будет длиться не более четырех-пяти дней. Если неприятель не будет застигнут врасплох и мы не будем иметь с самого начала решительного успеха, операция будет прекращена. Я передал Жоффру те возражения, которые ряд генералов, командующих армиями, высказывали мне против местных наступлений. «Но мы должны выступить из-за русских, это наш долг союзника». – «Нет, нет, – заметил я, – вопросы, касающиеся союза, – это вопросы правительственного, а не военного характера. Исходите исключительно из стратегических соображений. Все остальное касается министров и меня»10
. «Хорошо, – продолжал Жоффр, – с военной точки зрения я не могу ограничиваться одной обороной. Наши войска утратили бы мало-помалу свои физические и моральные достоинства. Я не утверждаю, что всякое наступление должно непременно удаться, но при хорошей подготовке оно имеет шансы на успех. У меня будет девятьсот тяжелых орудий на фронте в тридцать километров. У меня будет достаточно снаряжения не только для интенсивной работы артиллерии в течение самой операции, но также для образования резерва, который отразит немцев, если они получат подкрепления и будут пытаться прорвать наш фронт. Впрочем, могу вас уверить, что они не прорвут его».Затем мы перешли к вопросу о Дарданеллах. Жоффр не желает отдавать четыре дивизии, пока не закончится его наступление. По всей видимости, он в душе надеется добиться решительного успеха на Западном фронте, что было бы реваншем за Аррас. С этой целью он намерен сохранить все свои войска до этого момента. У него даже вырвались слова: «И какой прок от этих Дарданелл? Разве только устроят экспедицию в пользу мятежного генерала!»11
И рассыпается в жалобах на Саррайля. «Оставим личность Саррайля в стороне, – говорю я. – Расширить состав дарданелльской экспедиции счел нужным не он, а генералы Гуро и Байу, этого требует комиссия палаты, правительство тоже за это по дипломатическим и военным соображениям. Единственное, что мы спрашиваем у главнокомандующего армиями на Северо-Восточном фронте, – находит ли он целесообразным дать нам для Дарданелл два армейских корпуса или нет». «Я могу обещать их вам на сентябрь, не раньше», – был окончательный ответ Жоффра.Ясно было, что, если мы будем настаивать, он подаст в отставку. Вивиани и я пытались убедить его, но тщетно. Он мягко, но упорно стоял на своем. Такое же упорство он проявил в прошлом году в трагические дни Шарлеруа. Оно же, в конце концов, позволило ему одержать чудесную победу на Марне.
Возвратившись в Елисейский дворец, я принял Шарля Эмбера. Он с добродушным видом приносит мне извинения за свои последние письма ко мне. Сообщает мне, что подписал контракт с новыми владельцами Journal. Однако на копии, которую он мне показал, нет имен, кроме имени одного старого адвоката Дезуша, и я не счел нужным вызывать его на дальнейшую откровенность. Впрочем, Шарль Эмбер сказал мне, что он будет административным и политическим директором газеты, кроме того, будет исполнять обязанности главного редактора и заведующего отделом объявлений. «Я буду также, – добавил он, – председателем административного совета, в него войдут еще два члена, один – Шарль, другой – Эмбер». Он получает твердый оклад в 75 тысяч франков. Когда я разговариваю со своим старым коллегой по департаменту Маас, у меня всегда такое впечатление, что для него важнее всего возможность заявить потом, что он говорил со мной. Когда он ушел, я вспомнил слова Лабрюйера: «Когда человек заключает новые контракты и знает, что казна его растет, он мало-помалу начинает считать себя умной головой и чуть ли не способным управлять».