Меня посетил находящийся проездом в Париже испанский дипломат Рейнозо, бывший атташе при посольстве в Париже и друг Франции.
Бриан и Рибо встречали вчера на вокзале Асквита, возвращавшегося из Италии в Англию. Положение английского кабинета серьезно. По всей вероятности, предстоит его реорганизация: из него выйдут Ренсимен и Мак-Кенна. В экономической и финансовой областях придется все начинать сначала. К тому же совет Английского банка отклонил комбинации, относительно которых Рибо договорился в Лондоне. Англичане в настоящий момент не оказывают нам никакой поддержки.
В начале заседания Бриан сообщает мне, какое место он выкинул в статье Клемансо. Последний осмеливается писать, что не уважал бы себя, если бы подал мне руку. А между тем он перестал подавать ее только в тот день, когда было преобразовано и расширено министерство Вивиани и он не оказался председателем совета министров. Он тогда резко обрушился на меня за то, что я допустил социалистов в правительство. Все идет плохо, раз он не во главе правительства. Клемансо, этого нельзя отрицать, обладает большими достоинствами, но они часто исчезают перед его непомерной гордыней.
Совет министров возмущен отказом греческого правительства пропустить сербов. Даже Дени Кошен поднимает руки к небу и говорит об измене. Буржуа и Пенлеве говорят, что чаша терпения переполнилась. Думерг подчеркивает, что он никогда не верил в лояльность греческого правительства. Бриан видит, что, продолжая защищать короля Константина и его министров, он окажется совершенно одиноким. Адмирал Лаказ доказывает, что вся организация греческой полиции направлена против нас. Бриан находит лишь следующий выход из положения: «Англия не согласится на принудительные меры по отношению к Греции, а мы не можем выступать порознь с Англией». Решено обратиться к Англии и предложить ей принудительные меры по отношению к Греции, в первую очередь блокаду.
Генерал Мишле (младший брат того, который состоит в переписке с Дюбо) назначен командующим 10-й армией на место д’Урбаля, получившего назначение на пост генерального инспектора кавалерии.
Клержери назначен генеральным инспектором по траншеям.
Фрейсине и я настаиваем, чтобы генерал де Ламотт был назначен генеральным инспектором артиллерии.
Думерг докладывает о положении в Индокитае. Рум болен и возвращается во Францию; надо найти ему преемника. Депутаты требуют назначения Виолетта, но Виолетт желает сохранить за собой свой депутатский мандат, а Думерг желает, чтобы он отказался от него и обязался остаться на несколько лет в Индокитае. Бриан не говорит ни да ни нет, и вопрос остается открытым.
Виолетт был у меня и распространялся о своих правах на пост губернатора Индокитая. Он говорит, что не может отказаться от своего депутатского мандата и что это все равно ни к чему не привело бы, так как теперь выборы отпадают, и что, напротив, это лишь умалило бы его авторитет. Он набросал передо мной план своего управления.
Мне нанес визит генерал Дюбайль, назначенный военным губернатором Парижа. Он сожалеет, что ему приходится покинуть фронт, но примирился, и в его словах нет горечи. Жюстен Годар представил мне швейцарского полковника Колера и трех врачей, тоже швейцарцев. Они осматривали концентрационные лагеря для военнопленных в Германии и заявляют, что лагеря произвели на них удовлетворительное впечатление.
Вся сегодняшняя статья Клемансо опять изъята цензурой. Содержание ее мне неизвестно.
Депутат от Восточных Пиренеев Брусе просит меня принять патронаж над выставкой, организуемой им в Барселоне. Я обещаю при условии согласия испанского короля. Брусе снова говорил мне о желательности назначения Памса нашим послом в Мадриде.
Сенатор Морис Колен, мадам Режи и президиум общества Algerienne вручили мне медаль в благодарность за пожертвование, посланное мною на их благотворительный спектакль.
Будано сообщает мне, что, несмотря на старания Клемансо, комиссия не приняла проект доклада, составленный Шарлем Эмбером 16 февраля. Доклад содержал резкие нападки на высшее командование и генеральный штаб. По словам Будано, Шарль Эмбер, Клемансо, Думер и два-три других сенатора продолжают вести яростную кампанию против генерала Жоффра. Они показывают в комиссии и в кулуарах письма офицеров и, не называя авторов, читают целые страницы из этих писем, в которых критикуются военные операции, указывается на недостаточность наших укреплений на фронте и т. д. Клемансо даже позволил себе выразиться: «Главнокомандующий – преступник».
По словам Пенелона, генерал де Кастельно, как и я, встревожен большим числом пленных, взятых у нас под Верденом. Он боится, что испортилось настроение солдат. Я еще раз настаиваю на том, что офицеры должны больше беседовать с солдатами и объяснять им происхождение войны и ее последствия, должны поддерживать и увлекать их; Жоффр должен подать им пример, беседовать с генералами и вступить в более близкий контакт с солдатами.