Депутат Жан Круппи возвратился из своей поездки в Россию. На обратном пути он побывал в Дарданеллах. В Париж он приехал в большой тревоге: остановившись в Мудросе, он беседовал с генералом Бауманом и офицерами и боится, что, если мы не пошлем немедленно подкреплений, наши войска могут быть сброшены в море. «В России, – сказал он мне, – все взоры обращены на Константинополь. Горько жалуются на наше бездействие. Генерал Жоффр послал великому князю Николаю Николаевичу протокол совещания, состоявшегося 7 июля между ним и фельдмаршалом Френчем, и возвестил предстоящее наступление. Затем это наступление было отложено на август. Между тем с нашей стороны еще ничего не последовало, и нетерпение русских растет. Император, – продолжает Круппи, – стал очень непопулярным. Распутин возвратился ко двору и снова пользуется большим влиянием. В Думе вожди партий прямо возвещают революцию. Московские фабриканты высказываются в том же духе». Я просил Круппи зайти ко мне еще раз завтра утром; приглашу Мильерана, Вивиани и Делькассе.
Палеолог телеграфирует (№ 1129), что несколько тысяч фабричных рабочих забастовали в знак протеста против только что объявленной отсрочки Думы (№ 1135). Они требуют назначения ответственного правительства.
Мильеран и Пенелон сообщают мне, что третьего дня Жоффр впервые за все время войны сел на коня. Большое волнение в главной квартире. Офицеры радуются и думают, что это репетиция на случай успеха наступления. Жоффр остается большим оптимистом. Но что нам даст это наступление, возвещенное с таким шумом? Как сообщает Баррер, о нем говорят даже в Италии. В главной квартире не верят, что немцы перебросили войска на наш фронт; однако они перебросили много тяжелой артиллерии в Шампань и на Аргонны.
Лорд Берти привел ко мне своего нового морского атташе. Сначала он вошел в мой кабинет один и пытался убедить меня, что необходимо взять обратно обещание, данное России относительно Константинополя. «Я очень сожалею, – сказал я, – что ваше правительство первым дало это обещание, и, как видно, дало его довольно легкомысленно. Но русское отступление лишь усиливает с каждым днем славянское националистическое движение. Нам известно, что взоры всей России устремлены на Константинополь и что она уже обвиняет нас в бездействии. Пожалуй, теперь не время отказываться от своего обещания».
Жан Круппи снова в моем рабочем кабинете, на этот раз вместе с председателем совета министров, военным министром и министром иностранных дел. Он подробно излагает нам то, что видел в России. Он хорошо наблюдал людей и положение, умно и, кажется, беспристрастно. Он пытался побудить императора воздействовать на короля Фердинанда. Николай II ответил ему усталым и бесстрастным тоном: «Что же вы хотите? Я уже два раза платил его долги».
Молодому цесаревичу приписывают (думаю, впрочем, без всякого основания) следующие слова: «Какая досада! Когда бьют немцев, мама плачет, когда бьют наших, папа убивается». Эти печальные шутки возникают на почве той ожесточенной и, по-видимому, несправедливой кампании, которая ведется в славянских кругах против императрицы. Однако влияние, снова приобретенное Распутиным, остается подозрительным. Дума в своем общем составе настроена крайне националистически и, стало быть, реакционно в известных вопросах первостепенной важности. Во всей администрации великий беспорядок. Премьер Горемыкин, старый и усталый, является фактически пустым местом. Сазонов совсем пал духом. Надвигается полный развал, всеобщая анархия. Одно время в Петрограде вспыхнула паника, и город начали эвакуировать. Однако народ храбр. Москва по-прежнему остается патриотичной. За неимением ружей солдаты дрались с неприятелем с помощью камней.
Дарданелльская экспедиция имеет для России кардинальное значение. «Мы должны, – говорит Круппи, – во что бы то ни стало добиться цели, нельзя оставаться в нынешнем положении. В Мудросе вспыхнула эпидемия тифа. В Галлиполи недостаток воды. Время не терпит, дорог каждый час. В Софии, – продолжает Круппи, – наше дело проиграно. Радославов – королевский слуга и ведет двойную игру. Фердинанд взбешен против всей Европы. Он мечтал стать императором Востока, но ему преградили дорогу, он никогда не простит этого».
После ухода Круппи я настоятельно прошу Вивиани и Мильерана принять окончательное решение относительно Дарданелл, договориться с генералом Саррайлем и пригласить его изучить положение на месте и внести свои предложения. «К несчастью, – говорит Мильеран, – Саррайль относится с таким же безразличием к Дарданеллам, как и к аргоннской армии».