На службе Отечеству

— Ну уж, так сразу и одеваться, — засмеялся Вениамин. — Ты ж разоришь нас на бинтах: все запасы батальонного медпункта на тебя уйдут. Подлечись маленько. Как снимут бинты, давай телеграмму — сразу прискачу и умыкну. Помолчав, добавил: — Меня майор Андреев командировал в Феодосию, я воспользовался оказией, чтобы навестить тебя.

Я забросал его вопросами о положении в роте, в батальоне, во всем полку, а полковник, протянув карту, попросил:

— Лейтенант, взгляни, насколько наши данные расходятся с истинным положением.

Соловьев, взглянув на карту, заметил:

— Ваша "разведка", товарищ полковник, располагает не совсем точными данными. Линия фронта, например, на вашей карте проходит значительно западнее, чем на самом деле…

Собираясь уходить, Соловьев участливо спросил:

— Харч плохой, Саша?

Я отрицательно покачал головой.

— Почему же ты так похудел? Тебя можно в качестве учебного пособия по анатомии использовать: весь скелет вырисовывается.

Услышав, что несколько дней я ел крошечными порциями и только жидкую пищу, он хлопнул себя по лбу:

— Чуть но забыл, я же привез тебе гостинец! — расстегнул полевую сумку, вытащил небольшой сверток и, протягивая мне, пояснил: — Здесь кружок краковской и, кусок сыра, подкрепитесь. Желаю поскорее поправиться.

Я вышел его проводить. Вениамин, подняв указательный палец, сказал:

— Помни, Александр, как только доктора снимут повязки, черкни пару слов на нашу полевую, я сразу примчусь. Майор Андреев будет рад выцарапать тебя отсюда.

— Спасибо, друг, обязательно напишу, и, надеюсь, скоро. После отъезда Соловьева я с еще большим нетерпением стал ждать, когда с меня снимут бинты. И на перевязках с надеждой спрашивал врача:

— Ну как, товарищ доктор, скоро повязки будете снимать?

— Потерпите, голубчик. — Старик сокрушенно качает головой. — Что-то не заживают ваши раны. Витаминов бы, да где их достанешь…

— А сколько ждать?

— Трудно сказать, — разводит руками доктор. — Это от вашего организма зависит.

Внезапно возобновились налеты фашистской авиации. С северо-запада стали доноситься глухие раскаты артиллерийской канонады. "Неужели наши перешли в наступление?"

Под вечер 18 января в палату вбежал старичок доктор — на голове не было обычной белой шапочки, седые волосы растрепаны.

— Товарищи раненые! Голубчики! Случилось несчастье; комендант города сообщил, что наши войска, чтобы избежать окружения, оставляют Феодосию! Сейчас в порту находится последний транспорт. Если вы не успеете на него, попадете в плен. Спешите, голубчики, спешите, а я побегу остальных оповещать.

— А вы, доктор?! — кричу я вслед.

Он на мгновение останавливается, огорченно машет рукой:

— Нет, куда уж мне, буду дожидаться вашего возвращения.

Мы с лейтенантом начали одеваться.

— Ребята, у вас пистолет есть? — спросил полковник. — Оставьте мне.

— Зачем вам пистолет, товарищ полковник? — поинтересовался я.

— Живым я им не дамся…

— Что вы говорите, товарищ полковник! — возмутился лейтенант. — Разве мы вас оставим?! Ты что молчишь, Саша?! — крикнул он мне.

— Мы донесем вас, товарищ полковник! Я уже и способ придумал. — Я выбежал из комнаты и возвратился с толстой палкой, которую приметил еще раньше. — Мы с лейтенантом держим эту палку, вы, товарищ полковник, садитесь на нее и руками обхватываете наши плечи…

— Да куда вам, доходягам, — огорченно машет рукой полковник, — сами еле на ногах держитесь. Оставьте меня, сынки, спасайтесь. Я свое отвоевал.

Искренне возмущенные, мы наперебой упрекаем полковника, что он толкает нас нарушить закон товарищества.

— Ладно, ладно, сынки, — прерывает нас полковник, и улыбка освещает его смуглое осунувшееся лицо, — сдаюсь! Давайте попробуем.

Помогаем ему одеться, обрубки ног кутаем в одеяла. Больших трудов стоило нам усадить грузного полковника на палку. Когда мы подняли его, шею пронзила такая острая боль, что я пошатнулся и с трудом удержал палку. Лицо лейтенанта тоже дрогнуло от боли.

И начался мучительный путь.

Ноги скользят по крупной гальке, каждый шаг вызывает боль. Пройдя сто метров, мы останавливаемся, сажаем полковника на гальку и в изнеможении ложимся рядом. Когда до корабля осталось каких-нибудь триста метров, я почувствовал, что рана на шее открылась. "Только бы не упасть, только бы успеть!" Мы одолели еще сотню метров, когда я от дикой боли покачнулся и потерял сознание. Придя в себя, увидел взволнованное лицо полковника.

— Как чувствуешь себя, сынок? — участливо спросил он, встретив мой взгляд.

— Ничего, — попытался я улыбнуться. — Проклятая рана подвела. Сейчас пойдем дальше.

— Нет, ты уж лежи! — Полковник решительно пресек мою попытку подняться. — Сейчас лейтенант приведет кого-нибудь на помощь.

Вскоре прибежали лейтенант и четыре матроса. Двое подхватили полковника, другие попытались взять на руки меня. Я решительно воспротивился и двинулся следом за полковником, поддерживаемый матросами.

Когда мы поднялись на палубу, к нам подошел рослый моряк и распорядился отнести полковника в корабельный лазарет. Полковник, притянув нас к себе, взволнованно сказал: