Трое суток полки вели упорные бои. Враг непрерывно контратаковал то на одном, то на другом участке. Его авиация буквально висела в воздухе.
В ночь на 30 января гитлеровцы разрушили лежневку через болото у села Дубрава. Бойцы 889-го полка, приданные полку саперы рубили деревья, валили их в воду и жидкую грязь — восстанавливали переправу. Фашисты методически обстреливали бойцов, прокладывающих путь, накрывали артиллерийско-минометным огнем наспех вырытые в сыром грунте окопы.
Солдаты, ругая на чем свет стоит распутицу, местность, куда привела их фронтовая судьба, немцев, засевших на господствующих высотках, в хуторах и в теплых хатах Дубравы, Притыки, Михайловки, продолжали выполнять приказ. По ночам дивизионные и полковые разведчики переходили линию фронта, брали "языков". Майор Валентин Коротаев суммировал добытые данные, докладывал начальнику штаба. Сведения были нерадостные. Противник закрепился прочно, и выбить его оказывалось делом нелегким.
Для наращивания удара по врагу через боевые порядки 828-го стрелкового полка была введена в бой 102-я стрелковая дивизия. Ей удалось несколько потеснить фрицев и оседлать дорогу Притыка — Радин. Но по-прежнему оставались нерешенными задачи, стоявшие перед частями нашей дивизии. Дубрава, Михайловка, Радин, Раковичи находились в руках фашистов.
Командиры, штабы искали выход из создавшегося положения. И нашли. Начало освобождению Дубравы положили разведчики старшины Петра Блохина из 889-го полка. Найдя болотные броды, они предложили ночью ворваться в деревню и выбить из нее немцев, в худшем случае овладеть их траншеями у Дубравы.
Инициатива вылазки принадлежала сержанту Киму Никишкину, известному не только в полку, но и во всей дивизии разведчику. Быстрый, решительный, подвижный — жизненным силам, казалось, было тесно в его некрупном теле, он первым вызывался идти в поиск или засаду, в атаке всегда вырывался вперед.
В ночь на 31 января 1944 года Ким Никишкин и его товарищи пробирались через болото к Дубраве. С запада к деревне шли дивизионные разведчики, а также выделенные для этого этапа боя саперы, противотанкисты, минометчики и пулеметные расчеты.
Перейдя через топь, разведчики ликвидировали охранение противника и захватили крайние дома деревни. Однако немцы опомнились быстро. Последовала фашистская контратака, за ней, с нарастающей мощью, еще и еще. В конце концов им удалось выбить наш взвод из деревни. Отход разведчиков прикрывал пулеметчик младший сержант Серго Чегладзе — высокий, статный грузин. Ведя огонь, он все время менял позицию, и немцы вначале решили, что действуют несколько пулеметов. Но вскоре хитрость была разгадана, и солдаты начали справа и слева обходить бойца. Чегладзе, подпустив их поближе, выпустил ракету по офицеру. Тот закричал и ткнулся лицом в снег. Чегладзе начал бросать гранаты. Немцы вынуждены были отойти.
Спустя некоторое время они снова пошли в атаку. Чегладзе, успевший перезарядить пулемет, опять заставил гитлеровцев прижиматься к земле. Кончилась лента — младший сержант взялся за автомат. Опустел магазин автомата — пришлось еще раз прибегнуть к гранатам. Кончились и они… И в этот момент Серго вспомнил, что после одной из его очередей замолчал немецкий пулемет, стрелявший неподалеку. Молчал он и теперь. "Фашист наверняка не израсходовал боеприпасы", — пронеслось в голове.
Прошли томительные мгновения, и в темноте ночи вновь застучал пулемет. Истошно загалдели гитлеровцы.
— Серго, отходи! — услышал он голос Блохина.
— Сейчас, товарищ старшина, сейчас всыплю им, чтобы в другой раз было неповадно контратаковать ночью.
Младший сержант с разворотом повел стволом по поляне, на которой появились враги, и выхватил из гитлеровской цепи несколько человек сразу. Немцы залегли. Начали было перекликаться. Чегладзе стал бить, ориентируясь на голоса. Фашисты замолчали.
— Серго, отходи, — повторил приказ Блохин.
— Иду, товарищ старшина.
Он рывком пересек поляну, опустился рядом с Блохиным.
— Ну и мастак ты стрелять, — встретил его старшина. — Фрицев навалил сколько! Глаза, что ли, у тебя кошачьи?
— Привычка. Горец я, охотник.
— Пойдем, нас уже заждались.
Вскоре они были в отбитых у немцев траншеях, приспособленных разведчиками к круговой обороне. Из Дубравы доносились команды на немецком языке, слышался говор вражеских солдат, гул двигателей автомобилей, треск мотоциклов.
— Своих собирают, — глядя в сторону деревни, процедил сквозь зубы Никишкин. — Задали мы им шороху.
— Бе только шороху, — подал голос Иван Нечаев. — Но и еще кое-чего. Видел, как вы, товарищ сержант, саданули гранатой в избу с офицерами. Подумал: вдруг кто-либо остался из них жив, добавил туда противотанковую.
— Это уже было ни к чему. Да и командир знает, что не по назначению гранату истратил, спросит.
— После будем разбираться, что к чему, — услышал реплику подошедший Чегладзе.
— Это ты, генацвале? — обернулся к нему Никишкин.
— Я, кто же еще.
— Спасибо, выручил нас сегодня, здорово выручил.
— Долг платежом красен.