На службе у царя Боспора

"Раб Аристогена, сына Хризиппа, убежал из города от своего владельца. Его имя Гермон, но он прозывается также Нилос. Он сириец по происхождению, из города Бамбики. Ему восемнадцать лет, он среднего роста, без бороды, с прямыми ногами. У него на подбородке впадинка, около левой ноздри родимое пятно и рубец ниже левого угла рта. Кисть правой руки имеет метку из татуированных варварских букв.

Когда он убежал, на нем был пояс, содержавший три монеты стоимостью в три мины и девять жемчужин. Кроме того, у него было железное кольцо с лекитом и скребницами. Одет он был в хламиду и перезому..."15

— Не бойся, друг. Теперь ты свободный человек!

Авасий как-то странно на меня посмотрел. Глаза его расширились и лихорадочно заблестели. Он воздел к небу свое копье и, чеканя слова, сказал:

— Уж лучше смерть!

***

Я часто сравниваю себя с теми скупцами, которые имеют обыкновение пересчитывать деньги дважды независимо от того отдают они их или получают. С той, правда, разницей, что проверяю не два, а три раза и речь идет не о проверке денежных сумм, а фактов. Имеется в виду проверка перед началом действий, во время действий и по их окончании.

Итак, еще вчера я не знал, чем верховный жрец Зевса может угрожать Левкону, поскольку имел дело с тем, что еще не произошло. То, что произошло сегодня на агоре мне понятно, и я уже не в состоянии предотвратить эту агитацию, но уже имею возможность сделать выводы и представить последствия того, что стряслось.

Мне пришлось все до мелочей рассказать Лиду, как и сформулировать окончательный вопрос, связанный с последними событиями: как нам без воинов и влияния на граждан спасти царя и расправиться с изменниками?

Ловкий скиф долго не размышлял. Он выпил целый килик16 неразбавленного вина, подбросил в воздух монетку и, позволив ей упасть на столик, накрыл ладошкой.

— Поджечь склады в порту, потом забрать у некоторых купцов их деньги, — он поднял со стола руку и указал на скалящуюся морду льва, отчеканенную на аверсе диобола.

Хоть я всегда считал себя проницательным, но на этот раз ход мыслей ловкача Лида не уловил. Зачем? Так и спросил:

— Как эти беспорядки и грабеж помогут Левкону сохранить власть?

— Он сможет пригласить влиятельных купцов во дворец и предложить им отдать все свои деньги на хранение в казну, пока в городе с позволения царя они сами не наведут порядок. Ведь у каждого купца есть рабы и вооруженные наемники. Пусть владыка обвинит всех неугодных в происходящих беспорядках и попросит купцов помочь ему и себе.

Я смотрю на улыбающегося Лида и молчу, понимая, что этот скиф не только отличный агент-самоучка, но и выдающийся стратег. И это далеко не полный перечь его достоинств. Парень обладает и гибкостью ума и душевной тонкостью — способностью понимать сердцем. Поэтому везде, где бы он ни оказался, у него появляются друзья и знакомые. Мне осталось решить, как столь блестящий замысел растолковать Левкону, чтобы ничего не упустить, а главное — устранить всех тех, кто сейчас пытается раскачать боспорский трон. Впрочем, терять мне уже нечего. Игнорируя тревогу, смутное предчувствие чего-то неизбежного, повторяя, себе, что другого решения нет, я соглашаюсь на эту авантюру:

— Сделай так, чтобы купцы сами попросили Левкона защитить их.

— Пазака, в этом ты можешь быть уверен...

Глава 3

Сумерки сгущались. В городе зажглись огни. Их отражения зыбились в притихшем море. Мне не спалось. Вышел на террасу и смотрел вниз на засыпающий полис. Лид и Авасий ушли вершить темные дела, а я уже тогда жалел, что не составил им компанию, ибо нет ничего хуже ожидания. Я сомневался в удачном исходе запланированной операции. Лид зарекомендовал себя отличной пчелой, так в будущем назовут шпионов-информаторов, но парням предстояло осуществить нешуточную диверсию, а потом еще и грабеж. Конечно, Лид рассчитывает на помощников из числа своих знакомцев, но кто они, мне не известно...

К концу ночи Пантикапей накрыло необозримым туманом удушливого дыма. В полумраке, когда ветру удавалось на какое-то мгновенье развеять едкую мглу, можно было заметить и огонь, беззвучно бушующий в порту.

Тишина была недолгой, взорвалась дьявольским шумом, вызвав у меня небывалое ощущение беспрерывного нарастания глухих ударов дверей, хриплых яростных воплей, пронзительных женских криков и детского плача. Среди всех этих шумов я пытался уснуть. Но с мыслями о том, что сейчас вытворяет Лид и чем все это может закончиться, проворочался до рассвета.

Несомненно, мой подельник, а по-другому тогда назвать Лида я не мог, сейчас грабит какого-нибудь купца, — думал я, представляя сколота с обнаженным акинаком в руке и злобную толпу портовых нищих за ним. А потом мне виделся царский палач с огромным топором на плече и плаха — грязная колода в бурой, засохшей крови и вьющиеся над ней зеленые мухи.