– Иди сюда, – позвала в понедельник утром Элин, в ошеломлении застывшая перед телевизором с вазочкой мюсли в руках. – Ты не поверишь!
Только что принявший душ и, как всегда, уже полностью одетый, Страйк вошел на кухню после их ночного воскресного свидания. Безукоризненное бело-кремовое пространство, освещенное невидимыми источниками света, поблескивало стальными поверхностями, как операционная космического века. Над столом к стене крепилась плазменная панель. Стоявший на трибуне президент Обама делал какое-то заявление.
– Усама бен Ладен убит! – сказала Элин.
– Ни фига себе! – вырвалось у Страйка, следившего за бегущей строкой внизу экрана.
После бритья, в чистой одежде он выглядел немногим лучше, чем вчера, – долгие часы охоты за Лэйнгом и Уиттекером давали о себе знать: глаза налились кровью, лицо посерело. Он подошел к кофемашине, налил себе большую чашку и залпом выпил. Ночью он едва не заснул прямо на Элин и счел одним из достижений минувшей недели, что худо-бедно довел дело до конца. Сейчас, облокотившись на стальную поверхность островка, он не сводил глаз с лощеного президента и завидовал ему черной завистью. Тот хотя бы поразил свою мишень.
Элин подбросила Страйка до метро; ставшие известными подробности смерти бен Ладена дали им пищу для разговоров.
– Интересно, откуда они точно знали, что это он, прежде чем штурмовать здание, – рассуждала, притормаживая у входа, Элин.
Над этим же вопросом размышлял и Страйк. Разумеется, Усама бен Ладен был заметной личностью: под два метра ростом… тут Страйк мысленно вернулся к Брокбэнку, Лэйнгу и Уиттекеру, но Элин вывела его из раздумий.
– У меня на работе в среду фуршет, если тебя это хоть как-то интересует, – полузастенчиво сообщила она. – Мы с Данканом утрясли практически все вопросы. Мне надоело таиться.
– Прости, не смогу, – сказал он. – На мне слежка висит, я же тебе говорил.
Ему пришлось напустить туману, чтобы она подумала, будто слежка за Брокбэнком, Лэйнгом и Уиттекером – это оплачиваемые заказы, иначе она не поняла бы его бесплодной пока настойчивости.
– Ничего страшного. Тогда буду ждать твоего звонка, – сказала Элин, и Страйк уловил в ее голосе холодные нотки.
Зачем все это? – спрашивал он себя, спускаясь в метро с рюкзаком на плече и подразумевая не тех, за кем охотился, а исключительно Элин. Связь, которая начиналась как приятное развлечение, переросла в почетную обязанность. Предсказуемые свидания – те же рестораны, те же ночи – уже приелись, а когда она предложила нечто новое, никакого восторга это не вызвало. Страйк мог навскидку перечислить с десяток занятий, которые были бы куда предпочтительнее фуршета с командой «Радио-3», но приоритетную позицию занимал сон.
Вскоре – если и дальше так пойдет – она захочет познакомить его с дочкой. Всю свою жизнь Страйк успешно избегал статуса «маминого друга». Те мужчины, которые прошли через жизнь Леды (одни – достойные, другие – совсем наоборот, и среди этих вторых, коих было большинство, пальму первенства удерживал Уиттекер), вызывали у него стойкую неприязнь, граничившую с отвращением. Он не имел ни малейшего желания читать в глазах чужого ребенка страх и недоверие, какие читал в глазах своей сестры Люси всякий раз, когда в дверь входил очередной незнакомец. А какое выражение принимало его собственное лицо, он и думать не хотел. По мере сил и возможностей он отгораживался от этой части бытия матери и был благодарен ей за ласку, смех и гордость его достижениями.
Выйдя из метро на станции «Ноттинг-Хилл-Гейт», чтобы двинуться к опостылевшей школе, он услышал сигнал сообщения: писала отлученная жена Папы-Злодея:
Напоминаю: сегодня общевыходной, мальчики в школу не пошли. Они у бабушки с дедом. Туда он не сунется.
Страйк вполголоса чертыхнулся. Действительно, он и думать забыл, что этот день объявили выходным. Но был и положительный момент: теперь он мог вернуться в контору, разобрать скопившиеся бумаги, а потом для разнообразия наведаться в район Кэтфорд-Бродвей при свете дня. Жаль только, что пришлось дать крюк до Ноттинг-Хилл-Гейт.
Через сорок пять минут Страйк уже взбирался по металлической лестнице к себе в агентство и в который раз задавался вопросом: почему он до сих пор не потребовал, чтобы управляющий починил лифт? Впрочем, перед стеклянной дверью у него возник вопрос посерьезнее: почему в приемной горит свет?
Страйк толкнул дверь с такой силой, что Робин, хотя и слышала его тяжелые шаги, резко вздрогнула. Они уставились друг на друга: она – вызывающе, он – обличительно.
– Ты чем тут занимаешься?
– Работаю, – ответила Робин.
– Тебе было сказано работать дома.
– У меня все готово, – заявила она, постукав пальцем по стопке листов с рукописными пометками и телефонными номерами. – Вот все телефоны, которые я нашла в Шордиче.
Страйк проследил за ее жестом, но его внимание привлекло не обилие записей, а кольцо с сапфиром.