На солнце и в тени

Он не мог сказать, спустя какое время очнулся, глядя в белое небо, с которого на него сыпался снег. Он не мог определить, как долго пролежал, не чувствуя своего тела и не будучи в состоянии двигаться. Сначала он не был уверен, что жив. Затем, словно что-то постороннее, перед глазами у него появилась его собственная правая рука, чтобы убрать снег, припорошивший веки. Снега набралось не много, не столько, чтобы совсем ничего не видеть. Он почувствовал свои ноги и пошевелил ими. Затем перевернулся на бок и оглянулся на дорогу, по которой один за другим шли танки с оглушительно ревущими моторами. Сверху на большинстве машин, как обычно, ехала пехота. Он повернулся и посмотрел в другую сторону. Обломки первого танка тихо горели. Второй исчез. Тяжелые машины проложили обходной путь вокруг участка дороги, сломав ради этого деревья. Теперь они плавно проезжали по кривой в виде полумесяца, возвращались на дорогу, минуя перевернутое немецкое противотанковое орудие, и двигались на восток, откуда на пригорок доносились глухие отзвуки боя.

Над Джонсоном склонялся санитар с бутылкой плазмы в поднятой левой руке. Гарри приподнялся на колени. Не имея сил встать, он полпути прополз на четвереньках, а затем кое-как выпрямился и заковылял. Его карабин, наполовину засыпанный снегом, лежал позади санитара.

– Это ваши люди? – спросил санитар.

– Вызовите «Скорую», – сказал Гарри, как будто они были на Сентрал-парк-уэст.

– Для движения в обе стороны эта дорога слишком узка, – ответил санитар. Гарри знал это, но он должен был сказать то, что сказал. – Полевой госпиталь установят прямо там, – махнул рукой санитар, имея в виду – сразу за деревьями.

– Когда?

– Должны очень скоро. Перед нами были первые пять взводов. Сейчас приедут. – Он колдовал над Джонсоном, который приходил в себя. Санитар наложил ему плотную повязку и готовился вколоть морфин. Когда Гарри двинулся к остальным, санитар сказал: – Им уже не помочь. Я проверял.

Хемфилл и Ривз по-прежнему лежали на дороге. От Ривза ничего не осталось. Гарри не мог даже смотреть в ту сторону. Хемфилла тоже нелегко было видеть, но он был жив, и Гарри подошел к нему. Райс, Байер и Сассингэм все еще находились там, где упали, к северу от дороги. Байер сидел, уставившись в пространство. Райс и Сассингэм выглядели так, будто спали.

Добравшись до Хемфилла, Гарри увидел, что гусеница переехала его посередине, и он был похож на какой-то персонаж из мультфильмов, которыми предваряют киносеансы, чего Гарри никогда терпеть не мог. То, что Хемфилл был все еще жив, казалось невозможным, но он был. Все было забыто. Разногласия, колкости, подначки – все исчезло. Он смотрел на Гарри так, будто Гарри был его матерью, а сам он был ребенком.

Заметив, что он дрожит, Гарри обнял его за плечи.

– Везут полевой госпиталь, чтобы развернуть его прямо за деревьями. Целый полевой госпиталь.

– Вот как, – сказал Хемфилл и посмотрел в сторону опушки, где было гораздо светлее. – А где собака? – спросил он.

– Не знаю, – сказал Гарри.

– Собака убежала, – прошептал Хемфилл.

– Хемфилл, – сказал Гарри, крепче прижимая его к себе. – Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Хочу, чтобы ты сделал кое-что. – Шерстяная форма Гарри и фланель под ней постепенно пропитывались кровью Хемфилла, теплой, как вода в ванне. – Всего одну вещь.

– Что угодно, капитан, что угодно.

– Выживи.

Улыбаясь, Хемфилл вытолкнул из себя слабый вздох, как будто попытался засмеяться.

– Капитан, этого я не смогу.

И не смог.

Целый и невредимый, весь в чужой крови, держа в руках не успевшее остыть тело, Гарри запрокинул лицо вверх, словно вопрошая кого-то, но единственным ответом, который он получил, был падающий снег, равномерно, бесстрастно и безостановочно льющийся из бесконечных небесных хранилищ.

37. Кэтрин

Как только рассвело, неожиданные порывы ветра сдвинули падающий снег, как занавеску, и разорвали сплошную облачность, обнаружив за ней светлую голубизну. Гарри все еще блуждал в воспоминаниях, и от костра ничего не осталось, но время можно было определить по цвету все более проясняющегося неба. Гудзон стал лазурным, окружающие его каштановые, рыжие и желтые холмы теперь были покрыты быстро исчезающим слоем снега. Подобно будильнику, звук которого кажется излишне истеричным тому, кто уже проснулся, по путям прогрохотал поезд из Бикона и дал гудок, приближаясь к Колд-Спрингу. Осенью 1946 года война была выиграна, и величественный пейзаж, простиравшийся перед Гарри, – в том числе Вест-Пойнт, прилепившийся к склону на противоположном берегу Гудзона, – казался мирным. Но вскоре после того, как прошел поезд, через воду донеслись слабые звуки побудки, как бы предупреждая, что война, хоть и дремлет, в любой миг может проснуться.