На сопках Маньчжурии

«Слушай, капитан, а что с запиской? Был ли агент возле сопки? Сидорин не докладывал. А ты, что ж, капитан?» В рассуждениях Семён Макарович не заметил, как вошёл в дом и снял шинель. Поправил газету над электрической лампочкой — вместо абажура затеняла комнату.

— Не помешаю? — Маргарита Павловна с порога насупилась: — Куда подевались, варнаки? Спустилась в погреб за барсучьим жиром — хвать, а вас и след простыл.

— Служба, Маргарита Павловна. Товарищ передавал большое спасибо за хлеб-соль, за лёгкий пар…

— Явится, так отхожу мешалкой, век будет помнить, товарищ-то!

— Извините, ради Бога, хозяюшка!

— Не затемняйся Богом! — Она подала Фёдорову бумажку.

«Товарищ капитан, не забудьте про лодки у разъезда Мостового. Он, гад, и туда может сигануть! П. З.»

— Ай да защитник Красной Руси! — восхитился Фёдоров. — Спокойной ночи, Маргарита Павловна!

— Ну, балмошные люди! — Хозяйка осторожно прикрыла за собой двери.

Оставшись в исподнем, Семён Макарович склонился над столом с карандашом в руке.

«Дорогая Людмила! Родная Людка-верблюдка!

Так закрутился, что написать путное письмо нет минуты. Часы отстукали двенадцать. У вас там ещё солнце закатывается, а у нас — глухая ночь. И мысли мои расхристанные. Прости меня, неумеху и растеряху!

Писал тебе, что с начальством отношения натянутые. Сгоряча, пожалуй. Помаленьку меняю, вроде, своё понимание характера командира. Предан он службе до кончиков пальцев, как фанатик. Он весь в службе: мысли, поступки, мечты, досуг, отдых — всё делу! Если спросить его насчёт книг, театра, кино, курорта, домашней вечеринки, по-моему, он удивится: есть такое на свете?! Конечно, утрирую, но процентов на 80 соответствует. Однолюб он, можно сказать. И, знаешь, затягивает меня новая служба. Заражает она, чё ль? Видала, словцо-то? Извини, Людка, болтаю чего попадя. Тебе, наверное, некогда? А мне — как разговор с глазу на глаз. Смутно на душе. Захлёстывает «текучее» дело, как говорит хозяйка Маргарита Павловна.

У нас снежок уже показывал нос и утрами бывает прибелено повсюду: травка, крыши, камни…

Игорёк вырастает без нас, пока мы воюем. Громко сказано: ты воюешь, а мы так — при сём. Ты не очень-то геройствуй, а то груди не хватит для наград, и про нас помни. Ладно? Мы хоть и не воюем, а хорошие.

Целует тебя «Дядя, достань воробушку!».

И приписал пониже:

«Люда, я люблю тебя! Сенька-землемер».

Прокукарекал горластый петух в соседском дворе и Фёдоров улёгся на койку в углу…

Он не слышал, как Маргарита Павловна отвернула занавеску и утреннее солнце полоснуло его по глазам.

— К вам, Семён Макарыч, учителка.

Фёдоров встряхнулся: что же подняло ночью учительницу? Он глянул на ходики: восемь!

— Извините! — Семён Макарович прошмыгнул мимо пожилой женщины с широким скуластым лицом. Умывался наскоро. Пятернёй пригладил свалявшийся за ночь чуб.

— Здравствуйте! Слушаю вас. — Фёдоров покрутил шеей, расправляя подворотничок гимнастёрки.

— Прошу прощенья за столь ранний визит. Едем с учениками в город, а дело неотложное, как мне представляется. — Женщина оглянулась на хозяйку: не при ней бы вести беседу!

— Простите, как ваше имя-отчество? — выручил её Фёдоров.

— Галина Степановна Ширяева. Веду седьмой класс в соседнем селе Сотниково.

— Не возражаете, если провожу вас до поезда?

— Спасибо, Маргарита Павловна! — Ширяева поклонилась хозяйке и вышла.

Фёдоров развёл руками и виновато посмотрел на хозяйку. Говорила Ширяева на ходу сбивчиво:

— Ученики затеяли игру в разведчиков. Противником согласились быть здешние, поселковые семиклассники. С весны тянется…