На стальном ветру

- Остановись, - приказала Чику Ред, как будто Арахну это могло волновать.

Чику Йеллоу, у которой пылинка все еще была зажата между пальцами, была вынуждена подойти к краю Памятника. Ее рука вытянулась под углом, ладонь повернулась так, что пылинка оказалась сверху, будто прижатой к небу.

Чику Ред бросилась к своей сестре. Чику Йеллоу взмахнула правой рукой, и экзо-поддерживаемая конечность выбила дух из Чику Ред. Чику Ред споткнулась и упала вниз, с хрустом ударившись коленями о камень. Она вскрикнула, сделала глубокий вдох и заставила себя подняться на ноги.

Левая рука Чику Йеллоу свешивалась за край балюстрады. Все ее предплечье и кисть теперь были в постоянном параличе. Чику Ред вернулась к своей сестре, на этот раз опередив правую руку. Теперь она была проворнее и гораздо меньше заботилась о собственной безопасности. Она обхватила обеими руками протянутую левую руку Чику Йеллоу и начала сжимать. Рука сильно дернулась. Все тело Чику Йеллоу пыталось отклониться в сторону, экзо заскулил, обнаружив противоречивые сигналы. Чику Ред чувствовала твердую сферу пылинки между своими пальцами и пальцами Чику Йеллоу. Она сжала сильнее.

Лицо Чику Йеллоу было совсем рядом с ее собственным. Это было ее собственное лицо, но постаревшее, версия ее самой, прожившая гораздо больше времени. Хватка Арахны над Чику Йеллоу была все еще сильна, но Чику Йеллоу пыталась что-то сказать. Ее глаза были широко раскрыты и испуганы, но на мгновение это были глаза ее сестры, и она была там, и слово, которое она пыталась произнести, было "да".

Разрешение.

Итак, Чику Ред сделала то, что нужно было сделать.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Позже, гораздо позже, раздалась еще одна барабанная дробь грома. На этот раз он раздался с почти ясного неба, и прародителем грома была не молния, а движение маленького тупого предмета, рассекающего слои воздуха, который скорее возмущался тем, что его разрывают на части со сверхзвуковой скоростью. Чику подняла руку, чтобы прикрыть лоб от солнца, и щурилась до тех пор, пока маленькое суденышко не стало более четким. Оно было белым сверху, черным на брюхе, и у него были короткие, затупленные крылья для аэродинамического контроля. Теперь оно накренилось, выполняя серию спиралей, чтобы сбросить последние остатки своей орбитальной скорости. По сравнению со скоростями, которых он достиг перед своим появлением у Крусибла, головокружительными долями скорости света, эта последняя небольшая последовательность маневров вообще едва ли считалась движением. Но катастрофа все еще была столь же возможна, даже на этом завершающем этапе экспедиции.

Атмосфера, как однажды заявила Юнис Экинья, была отвратительной. Она не давала пощады.

Шестнадцать выживших людей на поверхности Крусибла в течение многих дней наблюдали за последним заходом шаттла на посадку. Они были свидетелями поздних стадий его полета, когда он ехал на ярком пламени своего ПЧФ-двигателя, и они поддерживали контакт с машиной и ее экипажем, когда она приближалась к Крусиблу. По крайней мере, до сих пор все шло хорошо. Шаттл приземлился в своей посадочной зоне без происшествий, и все технические системы работали в штатном режиме. Море было благоприятно спокойным. Там, где концентрация водорослей была самой высокой, она была болотно-зеленой и такой же густой и медленно движущейся, как сворачивающаяся кровь.

Чику и ее коллеги-первопоселенцы договорились, что Производители должны начать строительство первого города в одном из прибрежных районов. Это был архипелаг на востоке, а не тот массив суши, на котором лежала Мандала. Однако он будет служить до тех пор, пока колонисты не обретут надежную опору. На данный момент условия были спартанскими. Производители начали создавать гавань, но на данный момент это было немногим больше, чем цепочка обломков и валунов, дугообразно выходящих в залив. Машины Арахны двигались подобно огромным напыщенным птицам, прокладывая себе путь по мелководью и вдоль берега, выполняя свои землеройные работы. Наблюдать за ними было завораживающе, а временами и немного нервирующе. Они были гигантскими, но так и должно было быть. Им нужно было наверстать упущенное за столетие простоя.