На стихи не навесишь замки

Будущее мерещится

Будущее мерещилось куполами,

ангелами с крылами,

искусственными ногами

и даже бабушками с клюками.

А больше всего оно снилось

ядерным, ядерным взрывом

и тарелкой летающей,

никогда не взлетающей.

И было всё в этом мире

очень, очень красиво:

красота церквей с куполами,

ангелов ляпота с крылами,

органы глянцевые искусственные;

бабки с клюками, капустами

закидывающие тарелки летающие,

да деды ни о чём не мечтающие.

И вот, пока будущее лишь мерещится,

кто-то в церквях наших крестится,

ангелы машут крылами,

ноги танцуют. И с нами

наше сегодняшнее неудачное.

Зато так тотально прозрачное!

Когда приходят они

Если ты не такой, как я,

то приходит она, королева Дождя

и мочит, и мочит, топит!

Безнадёжно поэт мёртвый смотрит

с небес на всё это дело.

Королева: «Я зла не хотела

своей дорогой планете».

Но топит она всё на свете!

Города, селения, дети

в какой-то липкой крови.

— Не смотри на них, не смотри! —

шепчут ангелы с неба.

— А мне бы

спуститься

и Воином вновь родиться,

а не дикаркой поэтом.

«Ну да, — глохнет небо. —

Смотри, вот ты вновь родилась не такой, как ты.

Но опять приходят они, королевы Дожди,

и мочат, и мочат, топят,

пеной ядерных взрывов кропят.

Тебя тоже всё это задело.

Опять воином стать не успела?

Ты не печалься, а подожди,

смоют дождем дожди

общеземное горе.

Земля планета не нова.

Таких планет ты видала немало.

Почему ты на них не скучала,

как я?» — безбрежное небо вздохнуло,

спать легло и уснуло.

А королева Дождя

Всё топит и топит меня.

Я пропала.

Жаль, я в игры кровавые не играла,

как ты.

«Подожди дожди, дожди!»

Камень, души, человечек и Вечность во всём правая

Каменные души, каменные сны,

каменная площадь, каменный и ты

камень к камню поставил,

когда город свой ставил.

Камень под камнем на суше,

когда сам его и разрушил.

Камень за камнем — река,

река Времени. И душа,

вспоминая каменные миры:

как же быстро они ушли,

даже память их помнить не хочет!

А Вечность о вечном хохочет:

«Камень я в твою душу

кину. Вот будет случай

в жизни моей бесконечной!

Жила душа. Сгинет навечно».

Господа Пурги

Где-то на севере диком

живёт господин Пурги.

Мы ему говорили:

«Пропадом пропади!»

Но он забирал, сметая,

души и наши тела.

Умирая, мы твёрдо знали:

на землю пришла Пурга.

Камень, брошенный в душу,

проскользнёт и кинется вниз.

Нет ушей, но я слышу:

«Это мы, господа Пурги!»

Зло старее планеты,

зло древнее времён.

Откуда оно взялось-то?

И кто его подомнёт!

Металась душа по Вселенным,

калеча господ Пурги.

А они, воскресая из мертвых:

«Пропадом пропади!»

И я пропадала. Пропало

куда-то и Время само.

Умирая и Время знало:

зло почему-то живо.

Где-то на севере диком

ходит голодный зверь,

это Пурга безликий,

вечности пионер.

Руки у нас опускались

и опустились б совсем,

но живя тоже долго, мы знали:

выстроим Пургам барьер!

Видишь, будущее мелькает

(прошли миллионы лет):

ты да я — мы тебе махаем,

дикость мира преодолев!

Время тихо искалечит

Время лечит, время лечит,

время правду говорит,

время душу искалечит,

но душа его простит.

И прощёнными умами

мы идём куда-то вдаль,

обелёнными сердцами

ничего уже не жаль.

— По-другому быть не может! —

Шепчем, идучи себе.

Все свои сомненья сложим.

Что ещё носить в душе?

Время тикает устало,

ему тикать же не лень!

Если б время злое знало,

какой в мире длинный день:

день без ночи, день сплошной.

Что за мир такой смешной?

День без края, без конца

и всего одна звезда

слепит ночью, как бельмо,

а вокруг темно, темно.

Тихо тикают часы.

Вам сюда и нет пути.

Время лечит, время лечит,

время тело искалечит.

Время знает: впереди

лишь часы, часы, часы…

Небо, вечность, человечки

Небо со звёздами спорило:

«Что-то да я проспорило,

то ли рай человечиков,

толь ответ перед вечностью?»

Но небо никто не слушал,

звёздам вообще было скучно,

они зевали, моргали:

— Нет, рая мы не видали.

А вечность, ей дела нету

до какой-то планеты

и даже до всей Вселенной.

Она, моргая нетленным

глазом своим, смеялась:

— В своём раю я купаюсь,

в таком безмятежном и долгом,

дела мне нет до Волги

и даже до Енисея,

до людей дела нет, алеет

лишь моё длинное жерло.

— И то, несомненно, верно! —

небо тихонько вздохнуло,

ангелам улыбнулось

и уснуло навечно.

А ты лети, человечек,

к своим маленьким звёздам,

живой лети или мёртвый,

науку делай, пиши

и в алое жерло спеши,

что-нибудь там да откроешь!

— Какое оно, какое?

Бессмертная я

Нет на свете круче звёздной вышины.

Разгоняю тучи, поди-ка собери!

Разгоняю лето, разгоняю в прах,

я сама летяга, видели размах?

Крылья не обрежешь, не облупишь мох,

я лечу не к свету, а лечу на зов:

не сирена плачет, не дитя кричит,

стонет мать-природа. Что у ней болит?

Что болит — не знаю, но лечу, лечу.

А сама в полёте, плачу и кричу:

«Я тебя спасаю! (знаю, не спасу)

Я тебя кохаю! (кохая, загублю)».

Лаская, загубила, спасая, не спасла.

Умерла Природа. Я одна жива.

И рассыпались альфа, омега,

расплескалось чёрное небо.

Я видела природы начало.

А конец? Пока не встречала.

Поздно о звёздах мечтать

«Поздно, — сказала ворона. —

Поздно о звёздах мечтать,

у нас уже всё готово

для того, чтобы мир ваш взорвать!»

— Ну да, наверное, поздно, —

пожала плечами и я. —

Так отпразднуем пиром почёстным

ещё один день бытия!

Страна и командиры

Какая миленькая страна

и милые в ней командиры!

Я думала, что спала.