На сто восьмой странице (СИ)

…Работать с поддельной Авророй оказалось, как и предупреждали коллеги, очень и очень непросто. Хотя бы потому, что работы, как выяснилось, было вдвое больше предполагаемого: Бенедикт Фарер и под своим настоящим именем тоже не гнушался литературного творчества. Правда, совсем иного свойства – он писал пьесы, широко известные в узких кругах ценителей деконструктивизма (когда Рей поинтересовалась, что это такое, писатель буркнул: «Монтаж, коллаж и эпатаж. Лучше не вникай, тебе туда не надо…»). Однако же вникнуть пришлось, поскольку перспективному драматургу тоже требовалась квалифицированная редакторская помощь – он, к немалому удивлению Рей, писал с феерическими пунктуационными ошибками («Ну не вижу я смысла в этих запятых! Только отвлекают от действия… И вообще, это все не главное, раскидай их там как-нибудь сама по тексту, ты редактор или погулять вышла?»).

А в последнее время драматург совсем слетел с катушек, поскольку его пьесу («Самую стремную из всех… Главное, никто не верит, что она реально стремная…») взялся ставить умеренно культовый режиссер, руководитель умеренно известного театра. При этом режиссер, некто Армитаж Хакс, совершенно явно на дух не переносил Бена Фарера, а тот в этом вопросе отвечал ему пылкой взаимностью. Присутствовать при переговорах этих двоих было все равно, что идти по хорошо замаскированному минному полю – вроде все в порядке, погода прекрасная, птички поют, но ты понимаешь, что рано или поздно рванет… Зачем Хаксу понадобилось работать именно с Беном, Рей так и не поняла («Во-первых, он мазохист, я тебе точно говорю. Только латентные мазохисты носят лаковую обувь. И прическа у него подозрительная. Прилизанный какой-то… А во-вторых, он хоть и прилизанный, но не дурак. И прекрасно понимает, что даже из этой паршивой пьески можно выжать реальную бомбу, если постараться, конечно…»). Бену, впрочем, в этом плане можно было верить, чутье на литературную моду его ни разу не подводило, да и работоспособность радовала. До тех пор, пока Рей не обнаружила, как ей показалось, источник этой самой работоспособности…

… - Мистер Фарер, вы бы постыдились!

- Чего конкретно?

- Ваш кальян…

- Ну, кальян… что – кальян?

- Он же… там же не табак…

- Табак, деточка, бывает разный… в том числе и такой… интересный…

- Очень интересно будет, когда к нам приедет наркоконтроль.

- Наркоконтроль просто так не приедет, радость моя, его вызывать надо… как демонов из преисподней…, а я, ты не поверишь, прирожденный экзорцист.

- Когда вы говорите, герр Фарер, создается впечатление, что вы бредите.

- Еще нет, дорогая моя, еще нет. А надо бы…

- Вы о чем?

- Рей, вы никогда не задумывались о том, что такое творчество? – Бенедикт Фарер усаживается на стол и смотрит на Рей с выражением искренней заинтересованности.

- И что же это такое, по-вашему?

- Так это и есть бред, самый настоящий! – радостно заявляет «самый многообещающий драматург своего поколения».

- В каком, простите, смысле? – Рей опасливо отодвигается от сбрендившего литератора подальше. Черт его знает, что он тут курит… и как это что-то сказывается на его и так не вполне стабильной психике…

- В прямом. Что такое бред?

- Вам виднее… - бормочет Рей.

- Нет, вы подумайте, подумайте: бред, видения, галлюцинации; сны, в конце концов – все они имеют ту же природу, что и творческое воображение, все питаются из одного и того же источника. И у меня такое впечатление, что с моим источником что-то не в порядке… - неожиданно грустно заключает Бенедикт.

- Все у вас в порядке… с источником… вон уже сколько понаписали… - Рей кивает на стопку отпечатанных листов.

- Так это ж не я, это Аврора…

- А Аврора что, не вы?

- Ну я. Но не совсем. Как бы вам объяснить… Впрочем, вы человек не творческий…

Последняя фраза почему-то задевает Рей больнее, чем она могла предположить. Ну да, она не творческая; она, по большому счету, вообще не человек, а гибрид текстового редактора со справочником психотерапевта! В конце концов, именно в этом качестве она здесь и находится!

- Давайте, наконец, работать, - Рей произносит эту фразу несколько резче, чем собиралась. Бен внимательно смотрит на нее, затем пожимает плечами и говорит:

- Ну, тогда погнали дальше…

…В тот же вечер, возвращаясь домой, Рей впервые заметила за собой слежку. Сначала она решила, что ей показалось. В конце концов, кому нужно за ней следить, она по большому счету никто и звать никак. Однако через пару дней ситуация повторилась: она опять увидела рядом со своим домом того же человека. Он держался на почтительном расстоянии, разглядеть его лицо в сумерках было невозможно, но Рей была совершенно уверена – это тот же самый мужчина. И это обстоятельство ей очень не понравилось… Правда, Кайдел, которой она на следующий же день рассказала о загадочном преследователе, отнеслась к опасениям Рей с изрядной долей скептицизма:

- С чего ты взяла, что он тебя пасет?

- Ну, я не знаю… Лицо у него такое…

- Ты же сказала, что лицо не разглядела?

- Мне хватило того, что разглядела. Какой-то он… странный.

- Да ладно, может, просто у тебя появился застенчивый поклонник?