— А того, шо нечего самому по ярмонкам раскатываться, а жену, почитай, в черном теле… — она снова нервно закуталась в простыню. — …в дому безвылазно содержать! Знаешь ить, шо моя бабця кошкою була! Шо я мужика з хвостом спокийно бачиты не можу. — голос ее зазвучал разнеженно, она многозначительно похлопала ресничками на старшину. Тот хмыкнул и поскреб жесткую бороду, задумчиво изучая проступающие сквозь простыню изрядные формы рыжей. — А вы, панычи, на маво бовдура не серчайте! С кем не бывает: перенервничал мой любый, разволновался, ну пострелял трошки… Так ведь не попал! Вы краще до мэнэ в гости заходите. — она принялась накручивать рыжую прядь на пухлый пальчик. — Я вас чайком угощу… чай у нас — ух! — духовитый! — она многозначительно стрельнула глазами.
Так и не успевший подняться Ингвар прямиком на четвереньках шмыгнул за Митю.
— А батюшку вашего… полицейского… беспокоить мы ить не будем? — оказавшаяся вдруг близко-близко госпожа Сердюкова дохнул на Митю запахом сдобы, и ноготком поскребла обшлаг его сюртука. — Навищо такого поважного человека от делов отвлекать, верно, паныч?
— Э-э… наверно… то есть, верно. — Митя попятился, чуть не усевшись на Ингвара. — Как же не навестить женщину столь выдающихся достоинств… как только хвост отращу, так и сразу… — он наконец вывернулся из-под навалившейся на него лавочницы, и отскочил подальше.
— Ось и ладушки! — старшина одобрительно хлопнул Митю по плечу. — Бачишь, Сердюков, ты паныча ледве не стрелил…
— Вообще-то это меня чуть не пристрелили. — поднимаясь, пробурчал Ингвар.
— Ну хотите, вы идите к госпоже Сердюковой чай пить. — щедро предложил Митя.
— Нет уж, спасибо. — Ингвар принялся отряхивать штаны. — У меня, знаете ли тоже… хвост не дорос.
— Та паныч добрый, паныч на тебя заявлять не станет, и на каторгу ты не пойдешь. — тем временем вещал старшина. — Только, ось, стрелялку свою мне отдашь… — старшина легко изъял из рук Сердюкова паро-беллум и сунул себе за пояс. — Та мы з панычами и пошли! Верно ж, панычи? — старшина кивнул Ингвару с Митей, подхватил за шкирку все еще изображавшего обморочного волка и двинулся прочь. — Счастливо оставаться!
— А этот, значится, снова безнаказанный останется? — провожая взглядом безвольно волочащиеся по мостовой волчьи лапы, выдохнул лавочник. — Да шоб вас, оборотней треклятых, парша побила, жизни честным людям через вас нет! А ты в дом пошла, кошка гулящая, с тобой после поговорим!
— Ой, яки ж вы, Никанор Иванович, нервические! Оченно мне надобно с вами разговаривать! — фыркнула рыжая, и царственный жестом перекинув край простыни через плечо, гордой походкой удалилась в дом.
— Вы, панычи, извиняйте, так уж вышло… — лавочник поклонился сперва Мите, потом Ингвару. — Не извольте сумлеваться, за Сердюковым не заржавеет…
— Ничего-ничего… Честь имею! — Митя приподнял шляпу… Рыжая внучка бабушки-кошки снова явилась в окне второго этажа, и навалясь на подоконник немалой грудью, томно вздохнула — так что аж простынь дыбом встала! Митя выронил шляпу, господин Сердюков обернулся…
С пронзительный воплем:
— Чтоб ей второй раз сдохнуть, бабке твой, за что мне такое наказание! А ну пошла от окна! — Сердюков кинулся в дом, а Митя убрал ногу с посеребренного ножа на мостовой, присел на корточки и подхватил его вместе со шляпой.
Вмешиваться было глупо. Он и сам не понимал, что на него нашло: ну, выстрелил бы Сердюков, глядишь бы, не попал, а и попал, Мите что за печаль? Оборотень в мертвецкой, Сердюков — на каторге, дело закрыто. Нет, сунулся со своим ножом, повезло, что все-таки никого не убил…
С небес донесся недовольный скрипучий возглас. В небесах парил похожий на крест силуэт с распахнутыми крыльями. Может быть, орел, конечно… а может… он показал небесам язык. Сверху снова раздался скрежет, силуэт нырнул… и в Митю швырнули вороной!
Свернутая чуть ли не в комок птица стукнула его по макушке, скатилась по спине, шлепнулась на мостовую, дернула когтистыми лапами… поднялась, и выписывая кренделя, заковыляла прочь, то и дело возмущенно каркая.
— Урусов поблизости, чи шо? — старшина настороженно огляделся. Никого не увидел и поторопил. — Пишлы, хлопцы, звидси, нечего нам тут…
Митя пошел — и впрямь нечего им делать под взглядами любопытных соседей, высунувшихся из окон так, что вот-вот бурный соседопад начнется. Мало участников скандала — вся мостовая будет устлана местными жителями. Зато если повезет, за бурными событиями утра никто и не вспомнит прилетевший невесть откуда ма-аленький ножик.
— Наверное, я… должен вас… поблагодарить? — в голосе Ингвара звучали глубочайшие, просто необоримые сомнения. — Если бы вы… не швырнули меня на мостовую… — теперь в голосе отчетливо мелькнула обида. — Меня бы подстрелить… могли… Наверное…
— Должны. — легко согласился Митя. — Но если не хочется — можете не благодарить. Я вот никогда не делаю того, что мне не хочется.
«Вот бы это было и в самом деле правдой!» — тоскливо подумал он.