На ступенях (СИ)

Воспитательницы неспешно направились к калитке, прощально лязгнул замок, и девочки остались наедине с лохматыми приведениями. Спустя год их сильно прореженному выводку объяснили, что из полагающихся для испытаний двух лет прошла половина срока. Лидия и Зои кинулись друг к другу и затряслись в беззвучных рыданиях — за громкий плач или даже всхлипывания больно наказывали. Им верилось, что срок мучений вот-вот подойдёт к концу, а оказалось, что впереди их ещё столько же, сколько они перенесли.

И тут во двор храма впорхнула стайка нарядных девочек, на чистеньких лицах которых любопытство скоро стало сменяться растерянностью. Они, то прыскали смешками, видимо, от смущения, то всё с большей тревогой озирались по сторонам, избегая встречаться взглядами со странными лохматыми существами на ступенях. Лидия и Зои крепче прижались друг к другу и, замерев, неотрывно смотрели на явившихся из нормального мира ровесниц, которые ещё не догадывались, что нормальный мир вот-вот исчезнет для них навсегда.

2

— Мы выдержали испытание, заслужили право войти в храм, и теперь для нас начнётся жизнь полная радостей — так сказала одна из голубых волшебниц, — продолжала свой рассказ Лида. — Мне казалось тогда, что наступил самый счастливый день в моей жизни. Но вскоре выяснилось, что это самый несчастный день, потому что именно тогда меня разлучили с Зои.

Не знаю, как удалось выжить третьей девочке, но уверена, что я и Зои не умерли как все остальные только потому, что мы были друг у друга. Мы с ней разговаривали, и это позволило нам сохранить человеческий облик. Мы хотели выжить друг для друга во что бы то ни стало. По ночам мы складывали вместе свои подстилки. Это были то ли рогожи, то ли циновки, заменяющие нам, и постель, и одеяла, а в последние месяцы и одежду — от той, в которой нас привели к храму, к тому времени мало что оставалось. И вот, мы ложились рядышком, крепко обнимались, согревая друг друга, и чуть живые от усталости принимались шептаться. Вначале мы вероятно для собственного утешения изобретали фантастические планы побега — нефантастические варианты были не возможны, нас надёжно охраняли. После долгого непонимания, что такое вообще с нами происходит, с подозрениями, а не попали ли мы случайно в Аид, откуда нет исхода, выяснилось, что эта мучительная жизнь будет не всегда, что она «всего» на два года.

Обучение в пансионе, видимо, носило слишком уж своеобразный характер — мы не знали элементарных вещей, и не понимали, много это или мало — два года. И всё-таки забрезжил свет в конце тоннеля, и стало не так тяжело. Однако время тянулось и тянулось, летний зной сменился дождями, когда мы промокали до нитки. Потом наступило самое страшное — зима. И без того полуживые от нечеловеческих нагрузок «служительницы богини» мёрзли всю ночь напролёт, а поутру нередко находили окоченевшую насмерть девчонку. Её не уносили, а волокли по каменным плитам двора. И звук, раздававшийся при этом — такой звонкий стук — я помню, от него судорогой сводило внутренности. Ни разу в жизни, которую ты называешь реальной, я не слышала этого стука. Но я его помню. Вспоминаю с жуткой тоской, понимаешь?

— Вот поэтому я и прошу тебя, дорогая, — выкинь из головы всю эту фантасмагорическую и действительно жуткую историю. Чем бы она ни являлась: фантазией ли, залетевшей ли невесть откуда информацией. Забудь, запрети себе вспоминать, пока это окончательно не превратилось в навязчивую идею, — Вадим погладил Лидию по голове как ребёнка.

— Но я хочу помнить о Зои! — Лидия упрямо мотнула головой. — Ни от кого и никогда я больше не получала столько тепла и поддержки. Самое горькое, что я не знаю, что с ней происходило после нашей разлуки. Я так и не смогла выяснить, почему она умерла, и умерла ли на самом деле — в храме могли меня обмануть, когда я приехала выкупать Зои. Хотя за те огромные деньги, что я предлагала за сестру, они матерей своих мне продали бы, не то что...